В министерстве двора. Воспоминания - Василий Кривенко

С военным ведомством Министерству двора приходилось часто входить в тесное общение, приходилось и мне довольно близко познакомиться с Петром Семеновичем Ванновским. Назначение [его] в 1881 году на должность министра вместо популярного Дм. Ал. Милютина встречено было в общественных кругах с удивлением, неприветливо.

Ванновский окончил курс 2-го московского кадетского корпуса, служил до чина полковника в л. — гв. Финляндском полку, потом назначен был начальником Офицерской стрелковой школы, директором кадетского корпуса и, наконец, начальником вновь создававшегося Павловского военного училища. На этой должности он стал заметной в военных сферах фигурой. Учебное заведение, которое пришлось ему организовать, являлось новым типом военной школы, и от начальства зависело установить целесообразный режим, отвечающий новым требованиям. Ванновский сумел подобрать хороший персонал преподавателей и строевых офицеров, не стеснялся сам приняться за учебники, посещал лекции не для контроля других, а для собственного поучения, требовательно относился к подчиненным, но зато и сам был образцом исполнительности и точности. Порученное ему дело выполнял с отменной добросовестностью. Маленький пример. Как-то на разводе с церемонией Александр II сказал Ванновскому, что приезжий иностранный высокопоставленный гость хочет посмотреть бывший дворец кн. Меншикова, в котором тогда помещалось Павловское военное училище. При этом император прибавил: «Покажи ему обстоятельно музей, он интересуется стариной». Ответное «Слушаю, Ваше императорское величество» было выражением действительного послушания, он счел долгом буквально выполнить приказание, лично показать принцу достопримечательности музея, хотя французским языком владел далеко не свободно. Ванновский поручил заведующему музеем фон дер Вейде составить записку на французском языке, за изучение которой и принялся генерал. Через несколько дней приехал государь с иностранцем, и начальник училища давал отчетливые, основательные объяснения о всех коллекциях на французском языке.

Павловское военное училище поставлено было им образцово, но с начальником Главного управления военно-учебных заведений генералом Н. В. Исаковым он не поладил, просил дать ему дивизию и уехал в Киевский военный округ. При формировании армейских корпусов незадолго перед турецкой войной Ванновский получил один из них в командование. На театре военных действий ему пришлось занять должность начальника штаба Рущукского отряда, во главе которого поставлен был цесаревич Александр Александрович. Петр Семенович в Генеральном штабе никогда не состоял, даже в Академии не был, а потому такое назначение казалось совершенно несоответственным. Видимо, тут не обошлось без воздействия и предстательства бывшего однополчанина по Финляндскому полку, начальника Киевского военного округа генерал-адъютанта Дрентельна, очень почитаемого наследником цесаревичем, при котором, в бытность Александра III начальником 1-й гвардейской дивизии, состоял официально как помощник, а фактически дядькой-руководителем.

Пост начальника штаба, помимо существа дела, весьма показной, но и опасный в смысле личных отношений с главным начальником — необходимо, чтобы люди спелись, симпатизировали друг другу. У Александра III до вступления на престол было четыре начальника штаба. Первый — еще в штабе дивизии — полковник Любовицкий. Наставительной, менторской манерой он не только не подчинил своему влиянию молодого великого князя, но решительно вооружил против себя. Затем, по Гвардейскому корпусу — гр. Воронцов-Дашков, отношения с которым сложились гораздо раньше и не на официальной платформе. В Рущукском отряде Ванновский своей точностью, добросовестностью, исполнительностью, умением держать себя с достоинством, но не вылезая вперед, не поучая, очень понравился. За несколько месяцев войны доверие к нему настолько укрепилось, что при отставке Милютина он оказался первым кандидатом на пост военного министра.

Четвертый и последний начальник штаба — генерал-адъютант Розен-бах — в бытность цесаревича главнокомандующим войсками Петербургского военного округа. Он также не состоял в Генеральном штабе и в Академии не был. Розенбах славился в гвардии как хороший хозяин, образцовый командир л. — гв. Павловского полка. Известен также был своими ранами. Во время Польского восстания и под Горным Дубняком в Турции ранен был в живот. Раны, казалось, смертельные, но он легко выправился. Способностей государственных не проявил. Про него рассказывали, будто бы он при воцарении Александра III, как начальник его штаба, считал долгом заготовить проект манифеста, который и составил, начав его следующими словами: «Вступив сего числа на прародительский престол, предлагаю всем начальникам отдельных частей обращаться по делам службы». Впоследствии Розенбах занимал должность генерал-губернатора Туркестана, где оставил по себе слабый след.

Ванновский состоял во главе военного ведомства в продолжение всего царствования Александра III и затем оставался около трех лет при Николае II Его активная государственная деятельность на этом не оборвалась, он, уже в преклонном возрасте, был призван управлять Министерством народного просвещения. Деятельность его на этом посту продолжалась недолго, но осветила личность Ванновского как человека, желавшего вникнуть в нужды русской школы, раскрепостить ее от формального, департаментского гнета.

Старательно подобранная фигура Петра Семеновича, строгое выражение лица, усиливавшееся блеском очков, экзаменаторская манера говорить — все это вместе придавало ему с внешней стороны вид начальника сухого, черствого. Такая слава и установилась за ним, хотя в частной жизни он являлся отзывчивым, доброжелательным человеком. Реформа военно-учебных заведений, в смысле возврата к старому кадетскому режиму, также не способствовала к приобретению популярности министра, принявшегося за переделку лучшего из милютинского творчества.

Тем не менее, с течением времени в военном ведомстве поняли, что наименование «каптенармус», которое ему присвоили штабные острословы, совершенно неправильно характеризовало личность Ванновского. Он оказался просвещенным администратором, притом прислушивающимся к голосу военной науки. На посты наиболее выдающиеся — начальников Главного штаба и канцелярии Военного министерства — он пригласил Н. Н. Обручева и П. Л. Лобко. Оба они, заслуженные профессора Академии Генерального штаба, пользовались большою популярностью, как выдающиеся авторитеты. В заслугу Ванновскому надо поставить его неуклонное стремление избавить государство от невоенных военных и от фаворитизма при назначениях. Пользуясь полной поддержкой Александра III, он решительно принялся за очистку армии от тех лиц, которые лишь числились в военных чинах, носили эполеты, но с войсками общения не имели, что, однако, не мешало им при удобном случае получать назначения, сопряженные с командованием войсками. Надо отдать справедливость министру, он не постеснился начать эту операцию с царской свиты. Целые пакеты свитских генералов и флигель-адъютантов, считавших себя навеки забронированными, уволены были в запас, причем, конечно, лишились вензелей и аксельбантов, взамен чего погоны их украсились тонким поперечным галунчиком, получившим прозвища «бандероли» и «ванновки». Сколько тогда в светских кругах было шума, сколько негодования!..

Ванновский решительно ополчился против протекционизма и произвола при назначениях, но вместе с тем ударился в другую крайность — стремление свести права к порядковому «старшинству» и к обязательному «цензовому» прохождению служебных этапов. Он надеялся проведением в жизнь цензовых правил «обвоенить» офицерский корпус, «остроевить» старший персонал. Опыт показал жестокую опасность для армии от таких педагогических приемов для перевоспитания небоевых элементов. Вряд ли они сами закалились, но уже несомненно в ряды войск боевой дух внести не могли, не сделали, по своей строевой отсталости, ничего и для технического прогресса армии. Неуклонное применение мерки старшинства и ценза открыло право на движение вверх по иерархической военной лестнице таким лицам, которые, отвечая формальным условиям, не удовлетворяли требованиям самого существа военного дела. Старшинство и пресловутый ценз вели к одряхлению наш командный персонал. Немало способных военных, подвигаясь черепашьим [шагом] к занятию сколько-нибудь ответственных должностей, теряли энергию, распускались по русскому обычаю, другие бросали военную службу, пристраивались к частной предприимчивости. Установленный, чуть ли не автоматический порядок движения по службе способствовал к засилью, к переполнению ответственных командных должностей выносливыми посредственностями. Выдающиеся способности, даже таланты не отличались, не принимались меры к старательному, систематическому их отбору, они оставались в общей гуще и бесследно таяли. Наши неудачи и на Дальнем Востоке, и [в] великой войне[188] во многом зависели от крайне неудачного состава старших начальников, зарекомендовавших себя боевой безграмотностью, отсутствием инициативы и решимости.