Антарктида online - Александр Громов

— Возьмут напрокат. Зоопарков у них нет, что ли? Еще и плясать научат.

— Все равно это вода на нашу мельницу. Интересно, этот самый «Пламень» пошел с нашей подачи?

— По-моему, сами догадались. Почему нет? Полмира за нас.

— К сожалению, не те полмира, какие надо, — проворчал Ломаев, внезапно бросив смеяться. — Четан, вы не обижайтесь, пожалуйста, лично я против Индии ничего не имею, но она не евроатлантическая страна… Коллеги, вы не заметили одно интересное явление? Признаюсь, я только что сообразил. Последние дни все западные журналюги молчат о том, что Вашингтонский договор устарел и должен быть отброшен. Раньше кричали вовсю, а теперь рот на замке. Заметили?

— Я заметил, — отозвался Шеклтон.

— И я также, — кивнул Чаттопадхъяйя. — Но это только усиливает наши позиции, не так ли?

— Четан, — проникновенно сказал Ломаев, — с какой стати нашим противникам усиливать наши позиции? Поверьте, хиханьки скоро кончатся. Все будет так серьезно, что сказать противно. Вы понимаете, что вам скорее всего придется драться и убивать?

— И вам, и мне. Ну так что же, я к этому готов. — Улыбка индуса произвела несколько жутковатое впечатление. — Я ведь не буддист.

— Но вы брахман.

— А вы, простите, бестактны. Оставьте в покое мою касту и мою карму. Она только моя, понимаете? Кроме того, в Маитри есть и кшатрии, их карму война не портит… Но почему вы думаете, что нам так скоро придется сражаться?

Набычившийся Ломаев не стал ничего объяснять — небось не дураки, сами догадаются. Он лишь бросил, мрачно глядя в иллюминатор на сверкающий ультрамарин Аравийского моря:

— Быть может, даже скорее, чем мне сейчас кажется…

Из записок Ломаева

«То немногое, что я читал прежде о дипломатах, оказалось вздором, хотя и не совсем враньем — просто информация в нашем меняющемся мире быстро устаревает. Манеры подавляющего большинства этих деятелей только что не позволяли им ковырять в носу перед телекамерами. Что до кулуарной лексики, то такие сокровища изящной словесности, как shit или fuck you, были у них, не исключая и дам, настолько в порядке вещей, что даже я поначалу был шокирован. Потом успокоился и приободрился. Шеклтон сделал это даже раньше меня. Кацуки был улыбчив, как восточный божок, и холоден, как лезвие катаны. Смуглый Чаттопадхъяйя в этом зоопарке являл собою образец викторианского джентльмена, случайно попавшего в сомнительную дыру и по-джентльменски снисходительного к ее обитателям.

Как в старом анекдоте: «Вас не шокируют мои ноги на столе?» — «Отчего же, можете положить на стол все четыре ноги…»

Но к делу. В Каире мы проторчали семь часов в ожидании разрешения на взлет. Очень уж загруженный аэропорт. Чартерные рейсы вроде нашего — естественно, по остаточному принципу. Пропасть туристов стремится поглазеть на пирамиды и храмы до наступления летнего пекла и облегчить свои бумажники в пользу крикливых арабов, неизвестно на каком основании притворяющихся потомками древних египтян. Небось среди египетских строителей так орали одни прорабы, иначе черта лысого пирамиды были бы возведены. Либо галдеть, либо строить.

Шеклтон тоже рвался в Гизу и в пять минут договорился с покладистым местным пограничником о выпуске нас из аэропорта за небольшую мзду, только я его не пустил. Мне-то не меньше его хотелось потрогать пирамиды, но я опасался и провокаций, и глупой случайности. Если бы не наша миссия — тогда да, рискнул бы, пожалуй. А так — увольте. Этих австралоантарктов еще учить и учить бдительности, она у них не в крови.

Зато Такахаши и Четан вели себя образцово и внешне ничем не выказали своего разочарования. Мол, видали мы ваши пирамиды! А вы наши айсберги видали?

Последний перелет прошел гладко и даже скучновато. Я все гадал, встретит ли нас кто-нибудь в аэропорту, а если да, то кто: распорядитель из оргкомитета конференции или один из людей Шимашевича? Оказалось — никто. Правда, на нас обращали внимание как на диковину, но с того было не легче. Краснозадый мандрил в клетке привлек бы еще больше любопытных, а ему это надо?

Наши антарктические паспорта не произвели на контроле ни малейшего впечатления: нет-де такой страны. Географический нонсенс. Конечно, у каждого из нас имелись при себе и паспорта национальные, но мы решили принципиально не пускать их в ход. Позвольте, чьи же проблемы будут обсуждаться у вас в Пале-де-Насьон? Не наши ли антарктические? Вон и плакат с приветствием висит, а кому приветствие? Делегатам. Вот мы делегаты и есть! Что? Нет, мы не лидеры антиглобалистов. Нет, мы не террористы — мы как раз наоборот. Нет, мы не везем никаких наркотиков. Нет, мы не собираемся ни искать работу, ни бродяжничать, ни свергать ваше правительство насильственными методами. И мирными, кстати, тоже, на что оно нам сдалось, ваше правительство?..

После продолжительных споров и нескольких телефонных звонков в оргкомитет нам все же были выданы визы на один месяц с возможностью продления и предупреждением о возможном выдворении из страны без объяснений. Мы ответили, что примем это к сведению и не скроем от прессы — тем дело и кончилось.

Женева мне понравилась. Красивый городишко. Плохо только, что в нем постоянно происходят какие-то конгрессы, съезды и конференции. Это болезнь, и когда она принимает острую форму, то жить в городе негде. Всюду битком. Так вышло и на этот раз. В конце концов мы приткнулись за сотню ежесуточных евро с носа в обшарпанном трехзвездочном «Аскоте» на Рю-де-Лозанн в близком соседстве с кварталом Красных фонарей. Без кондиционера. С видом из окна отнюдь не на Женевское озеро и не на Ботанический сад, а на заурядный жилой дом, где за лишенными штор окнами женевцы и женевки осуществляли свою личную женевью жизнь.

Питались мы тоже в «Аскоте», только другом, не столь облезлом и на этом основании присвоившем себе титул «королевского». Наш хозяин-араб, совладелец сети отелей, выдал нам льготные талоны на обеды и ужины. Наверное, он полагал, что завтракать вредно. Судя по сомнительной снеди, подававшейся на завтрак в нашей гостинице, он был недалек от истины.

Тем больше мы сэкономили «представительских». После спартанских прелестей Антарктиды мне, вероятно, было бы комфортно и в швейцарской тюрьме, не то что в двухместном номере пополам с Шеклтоном.

До начала конференции оставалось еще три дня. Двое из нас на всякий случай торчали в гостинице, а двое слонялись по городу, где куда ни плюнь — попадешь в достопримечательность, если только плюешь не в городском центре — тут попадешь в магазинчик, лавчонку или харчевню, коих тьма. И сейчас же тебе предложат швейцарские часы, швейцарские ножи, тайваньские сувениры или бифштекс из конины. Ничего, вкусно — я имею в виду бифштекс, а не часы.

В одной лавчонке нам предложили купить антарктические талеры! За тройной номинал, между прочим. Я и раньше знал, что наша валюта котируется за рубежом — правда, исключительно среди нумизматов и бонистов. Наш маленький гешефт, как говаривал Моисей Соломонович. Его уроки не пропали даром: я тут же выгреб из бумажника все свои анталеры и предложил владельцу лавчонки купить их по двойному номиналу. Сошлись на полуторном и расстались довольные удачной сделкой.