Входя в дом, оглянись - Виктор Мережко

— Расколюсь. Но только между нами.

— Железобетонно!

— Тоже для семейного спокойствия.

— Это как? Он же в любой момент может швыркнуть к этой девахе, и вам придется делить все добро.

— Во-первых, не швыркнет. А во-вторых, если решится на такое, ему ничего не достанется.

— Любопытно. Вы внесли такой пункт в завещание?

— Юрист подсказал. Если наш союз распадается, он вообще ничего не получает. Каким пришел, таким и уйдет.

— Но, как я понимаю, у них любовь. Плевать ему на ваше богатство.

— Любовь — это как молоко. Утром свежее, вечером кисляк.

Павел Антонович какое-то время с изумлением смотрел на Антонину, затем громко расхохотался.

— Ай, умница! Ай, молодца! — зааплодировал. — В который раз пытаюсь понять женщин, и все равно ни черта не получается. — Вдруг умолк, серьезно спросил: — То есть вы его закабаляете?

— Можно сказать и так.

— А если вы все-таки просчитаетесь? Вдруг он не присядет на вашу приманку?

— Товарищ капитан, — с укоризной сказала Антонина. — Он уже на ней сидит. Хлопчик уже привык мягко спать, жирно жрать.

Полицейский снова расхохотался, поднял рюмку.

— Ваше здоровье, уважаемая, — выпил, сочувственно мотнул головой. — А вот кого по-настоящему жаль, так это девчонку. Вляпалась дурочка. И ради чего я старался с ее паспортом? Хотя добрые дела и мне когда-нибудь зачтутся.

— Например, жена вернется?

— И такое может быть, — печально согласился капитан. — Хотя зачем?

Когда Антонина вернулась в кафе, Артур был уже здесь. Возился у караоке с техникой, что-то налаживал, проверял.

Антонина выбралась из машины, не обратила внимания не спешащего к ней Хамида, миновала охранника, вошла в пристройку с караоке:

— Привет. Давно вернулся?

— Меньше часа.

— Мог бы разбудить, когда уезжал.

— Толкал, не проснулась. Перебрала здорово.

Покинули помещение, отошли подальше от кафе. Антонина прислонила палку к дереву, насмешливо глянула на Артура.

— Как Настя?

— Нормально. Даже хорошо.

— Не скучает, когда отлучаешься?

— Не знаю. Не спрашивал.

— А я скучаю.

— Видишь, приехал.

— Сегодня останешься? Или опять к ней?

— Не знаю. Еще не решил. Задержусь допоздна, останусь.

— А я насчет завещания уже решила.

Артур помолчал, пожал плечами:

— Мне это не нужно.

— Даже если не нужно, пусть лежит. Вдруг когда-нибудь сгодится.

— Может, и сгодится. — Артур неожиданно улыбнулся. — А у нас новость.

— Вижу, хорошая.

— Хорошая, Тось. — Он набрал воздуха, выдохнул. — Можешь поздравить. У нас будет ребенок.

Антонина с трудом проглотила ком, вставший поперек горла, севшим голосом произнесла:

— Только что узнал?

— Сегодня.

— Молодцы, поздравляю. Хлопчик или барышня?

— Я тоже про это у Насти спросил, пока не знает, — рассмеялся Артур.

— Это не важно, важно, что кто-то родится. — Антонина взглянула на мужа. — Видишь, а ты отказываешься от завещания. Пусть будет ребятенку, — снова помолчала. — Может, Настя переберется к нам?

— Не захочет. Она гордая.

— На спине гордых дрова колят. Пусть подумает. Вечером еще поговорим. — Антонина пошла прочь, забыв про оставленную палку, вдруг обнаружила, что идет без нее, рассмеялась: — Видишь, сама иду. Без палки! Считай, выздоровела.

Артур смотрел, как жена довольно легко вошла на помост веранды, что-то сказала Виталику, пообщалась с Хамидом и Дильбар и скрылась в зале.

Достал из кармана мобильник, набрал номер:

— Настюха, я. На работе. Все нормалек, тружусь. Поговорил с Антониной, обрадовалась, что ты беременная. Конечно, сказал. Настюш, ты чего? Она же нормальная тетка. Может, где и скребануло, но виду не подала. Сегодня, солнышко, не приеду. Потому что работы до фига! Ну сама прикинь — приеду после двенадцати, пока то да се, а утром в семь подъем. А добираться на чем? Опять на такси? Как это не работать? А денежки кто будет зарабатывать? Да, папка. Папочка! — рассмеялся. — Тем более уже не на двоих вкалывать, а на троих. Видишь, сама соображаешь. Все, солнышко, бегу. Зовут. Обязательно звякну!

Спали в разных комнатах. Ночь была темная, ветреная, ветки били по стеклам методично и хлестко, гремело на крыше железо.

Артур проснулся от того, что кто-то тяжело дышал и стонал.

Открыл глаза, увидел неясный силуэт в дверях. Дотянулся до ночника, зажег свет.

На пороге комнаты стояла Антонина — в ночной белой сорочке, с распущенными волосами, глаза были распахнуты. Она бормотала что-то неразборчивое.

— Ты чего? — испуганно спросил Артур.

— Он опять приходил, — прошептала Антонина. — Опять звал меня. Не хотел отпускать. — Она сделала пару шагов к нему. — Я знаю почему. Потому что убила. Это я убила его. Ты не знал, а я говорю. Теперь он зовет. Душа рвется ко мне. Не отпускает. А я боюсь. Не хочу. Помоги мне, Артур. Прогони его. Спаси.

— Уйди! — заорал Артур. — Совсем чокнулась?! Исчезни!

Антонина остановилась, постояла молча и медленно покинула комнату.

Артур послушал ее удаляющиеся шаги, подошел к двери, снова прислушался. Вернулся к постели, быстро перекрестился, лег, натянул одеяло до подбородка. Замер, неподвижно уставился в потолок, слабо освещенный ночником, слушая беснующийся за окном ветер и хлесткие удары веток по окну.

Антонина стояла у окна. Дождалась, когда Артур скроется за калиткой, на всякий случай заперлась изнутри, открыла один из посудных комодов, взяла высокий сервизный чайник, запустила внутрь руку, вынула сейфовые ключи.

Затем открыла дверцы платяного шкафа, вытащила из него постельное белье, открыла сейф, выгребла все пачки денег. Пересчитала, глянула на записку, на которой была написана сумма, снова пересчитала.

Посидела в некотором недоумении, взяла одну из долларовых пачек, сунула оставшиеся деньги снова в сейф. Ключи бросила в тот же чайник, сложила разбросанные вещи, по-скорому поправила волосы, покинула комнату.

По пути в город набрала номер капитана полиции:

— Уже еду. Куда дальше? Поняла. Знаю эту улицу. А их уже выпустили? Да, все прихватила, как договаривались. Сначала переговорю с ними, потом к вам. Нет, не дай бог. Никому ничего не говорила. Ни слова. А Нинке в первую очередь. Трепло еще то. Хорошо, договорились. — Она отключила аппарат и помчалась дальше.