Дэлл - Вероника Мелан

Дэлл сжал и разжал кулаки.

— Заткнись, Меган. Просто заткнись.

— Как предсказуемо…

Холодный мартовский ветер обдувал ее раскрасневшееся лицо. Ночь, улица, бар. Внутри кипела ярость, Одриард даже не мог осознать на что именно. На нее? На себя? На то, что оказался выставлен перед всеми идиотом, впечатав в лицо тому, кто не смог осознать, за что именно оказался побит? Ведь на ее кольце не было символов… она перевернула его. Перевернула, чем выразила все, что хотела — ни одно слово не могло быть красноречивее этого жеста.

Легкомысленная дура, пытающаяся убедить его в своей любви.

Какой же прогорклый вкус сценария у этой пьесы. Подняться бы да уйти, но нельзя… это все они — невидимые оковы несуществующего более ножа. Железки нет, а обещание осталось.

Да будь оно все проклято…

— Садись в машину, — произнес он глухо. — И не вздумай раскрывать рот. Пока на твоем пальце мое кольцо, перевернутое или нет, ты будешь мне подчиняться.

Рыжеволосая бестия стояла не шелохнувшись; в ее глазах застыла обида.

— В машину!!! — рявкнул Дэлл так громко, что курившая у входа в бар компания умолкла, смех оборвался, все головы повернулись в их сторону.

Раздался неуверенный хруст каблуков по подмерзшему снегу — Меган подошла к Неофару, открыла дверцу и молча села внутрь.

День рождения Дэлла

Этим знаменательным утром — утром после бара — я проснулась с пульсирующей головной болью, тошнотворным привкусом во рту и ощущением, что моя жизнь прошла точку невозврата.

Хотела повеселиться? Повеселилась. Так повеселилась, что разрушила все иллюзии касательно дальнейшего яркого и светлого будущего. Каким-то оно точно будет, это будущее, но теперь уж точно не совместным.

Разношерстные эмоции слепились в плотный комок — не разобрать, где заканчивается горечь и начинается обида… Какая шикарная жизнь — сплошной триумф, состоящий из боли и желчной иронии. Наслаждайся, черпай полной ложкой из бочки, где мед давно превратился в дерьмо…

Доброе утро, Меган!

Чувства чувствами, а будильник прозвонил, значит, нужно встать, умыться, привести себя в порядок и как-то пережить этот день.

Как? Хоть на карачках, но с приклеенной к лицу улыбкой, со смотанными в кулак нервами и желательно с полным отсутствием мыслей. Потому что начни я думать, начни себя жалеть, и что-то треснет, а подобного нельзя допустить, по крайней мере, не сегодня, ведь к одиннадцати придут повара, к часу — уборщики, а к трем — декораторы. Нет, сегодня точно неподходящий день, чтобы треснуть. Может, завтра…

Я хмуро посмотрела на кольцо, скривилась от нахлынувших воспоминаний, перевернула его буквами вверх и с тяжелым вздохом поднялась с матраса.

Почти до шести вечера я командовала парадом: раздавала поручения поварам, руководила стайкой одетых в голубую униформу уборщиц и придирчиво оглядывала гирлянды из живых цветов, развешанных и расставленных в столовой, гостиной, прихожей и на заснеженной террасе. В общем, размахивала волшебной палочкой, создавая сказку, в которой мне не было места. Навалившиеся хлопоты спасали от мыслей, но не от поселившейся внутри отчаянной тоски. Еще никогда я не чувствовала себя настолько нужной и одновременно чужой. Да, поставьте вот эти тарелки сюда… Воздушные шары прикрепите лентой над дверью; нет, в вазах на столе должны стоять гарцинии, а не эти странные белые цветы… Что? Нет, я вас слышу… да, сейчас придумаю, как лучше всего оформить угол для подарков… дайте передохнуть. Нет, я не администратор… Я… да не важно, кто я…

К половине седьмого ноги дрожали от усталости.

Дэлл вернулся с работы час назад, вошел, застыл, окинул удивленным взглядом прихожую, и я, чтобы не встречаться с ним глазами, моментально юркнула в столовую, спрятавшись за хлопочущими вокруг стола оформителями. Знакомая мужская фигура промелькнула в коридоре и скрылась на лестнице, ведущей наверх. Со вчерашнего дня между нами не прозвучало ни слова. Может, оно и к лучшему.

К без пятнадцати семь все было готово. Все, хорош командовать, пора переодеваться — совсем скоро начнут собираться гости. Даже в неудачный день надо выглядеть на все сто, а что говорить о, возможно, самом хреновом дне в жизни.

Да, именно так: — выглядеть нужно на все двести.

* * *

Поддержите меня кто-нибудь, ведь все не по плану,

В чьих руках теперь моя судьба, гадать не стану.

Я не хочу обидеть, нет, но я пока слаба,

Протяните руку… поддержите, чтобы не сама…

Чертова песня… Кто нашел ее и включил?

Поразительно, как иногда кажется, что поют именно про тебя — будто в душу заглядывают и выворачивают оттуда все сокровенное, превращая это в строчки.

Они не слышали, нет, собравшиеся в комнате гости слышали лишь друг друга, до музыкального фона им не было дела, одна лишь я, стоя в углу у портьеры с бокалом шампанского в руках, вслушивалась в песню.

Протяните руку… чтобы не сама…

Да уж…

Этот вечер вновь провел невидимую грань между мной и остальными. Я разговаривала, отвечала на чьи-то вопросы, смеялась над общими шутками и параллельно плыла в собственном мире — тихом и пустом. Они галдели, пили, ели и не замечали, что средь них снова затесался «чужак», наблюдающий за происходящим издалека.

Каждый глоток шампанского, скользнувший в горло, увлекал меня все дальше от всеобщего веселья. Глаза выхватывали разрозненные детали: чей-то браслет на запястье, коротко стриженный затылок, руку, держащую вилку с куском ветчины, ногти квадратной формы… Но из всего, на что натыкался взгляд, только один образ будоражил сознание — образ человека, сидящего во главе стола.

Время от времени я поглядывала на него, одетого в голубую рубашку и синие джинсы, с блестящими дорогими часами, чисто выбритого и причесанного, и грустила.

Когда и где все пошло не так? Почему нельзя просто подойти и обнять, прижаться к груди и почувствовать ответное пожатие рук? Почему до сих пор так хочется услышать голос у уха, шепчущий ласковые слова? Почему так нестерпимо и болезненно хочется вернуться назад, в прошлое, где его глаза лучились теплом, а надежда на что-то хорошее грела сердце?

Выгнать бы всех из дома… нет, они не плохие ребята, но выгнать бы их всех, остаться бы вдвоем и танцевать до рассвета. Смеяться над шутками, понятными лишь двоим, обмениваться долгими взглядами, держать друг друга, не выпуская из рук, пьянеть от близости и родного запаха сильнее, чем от любого шампанского, и бесконечно признаваться в любви…

Я проиграла.

Где-то, как-то и когда-то.

Нет, я не ошиблась в человеке, но ошиблась в каком-то из своих поступков. Если не сегодня, то очень скоро мне придется признать поражение — слишком много дров наломано, слишком сухим сделался цементный раствор, соединяющий кирпичи в стене между нами.