Точка заката - Эдуард Катлас

Я киваю и вынимаю из кармана, по которому он ударил, одноразовый бланк. Кто-то назвал его «Хрусталь». Ничего особенного, просто повышает четкость восприятия. Скорость осознания того, что происходит вокруг. Из того, что я успел прочесть, бланк относится к тому же классу, что и мой «шеррингтон». Бланки-мозговерты, как я их называл. Но этот действует недолго — часов пять.

Хотя параметры у него другие. Он меняет пропорции гормонов, что-то дополнительно кодирует в крови, поступающей в мозг. Не пытается влиять непосредственно на клетки мозга, вместо этого лишь переделывая каналы поставки ему информации и пищи. Наверняка наносит немалый ущерб здоровью, но зато хотя бы вымывается из организма, когда перестает действовать.

Выживем — после и позаботимся о своем здоровье.

Это третья загрузка. До «Хрусталя» уже был «Освежитель», а до него — «Агар-Агар».

В моей вене торчит катетер, выведенный в разрез одежды. Не до премудростей. Одноразовые бланки должны входить сразу в кровь и действовать без промедления.

Сгиб локтя слегка зудит, но пока терпимо. Еще два бланка — и все, можно будет сдергивать эту гадость с руки. Надеюсь, до того, как начнется какая-нибудь очередная заварушка. Не хочу, чтобы зуд мешал мне действовать.

Этот КПП, как и предыдущий, оказался абсолютно пустым.

Кто бы ни опередил нас, он шел не здесь.

Мы проходим мимо, внутрь, через услужливо распахнувшиеся ворота.

Хотелось верить, что это постарался Тюжок. А не всего лишь кто-то, насмешливо заманивающий нас поглубже в заготовленную ловушку. Или что-то — система безопасности базы, например. Хотя этого я боялся меньше. Зло — оно всегда идет от людей. Машины — они как дети, во всем нам подражают. Но лишь подражают, лишь стараются походить на нас.

Эти ворота — не просто вход внутрь базы. Одновременно они двери в очередной ад.

Я видел слишком много в последнее время, чтобы меня трогали такие вещи. Возможно, помогают и бланки, которыми я накачался. Хотя думаю, что это просто отупение.

Меня перестал смущать вид смерти. Трупы солдат, валяющиеся повсюду. Я лишь механически отмечаю, что трупов немного. Надо полагать, если мы найдем местную медсанчасть, там их будет значительно больше. И в морге. А может — горки пепла в крематории. Вряд ли у них здесь есть свое собственное кладбище. Но вот без крематория в наше время такая большая часть существовать не может.

Я думаю, что, прилети мы сюда на недельку-другую раньше — я бы даже увидел дым из его трубы. Наверное, идущий постоянно.

Трупы запорошены снегом. Это — последние, которых некому было сжигать. Которых некому было отпевать или колоть им бесполезные лекарства. Те, кто почему-то перед смертью выбрался на улицу.

Их немного, но мое холодное сознание расчетливо предлагает мне несколько зданий вокруг, внутри которых, я знаю, трупов найдется намного, намного больше.

Мы идем мимо, но мне все равно. Я могу смотреть, могу — пропускать картинки мертвых тел мимо себя. Ментоловый привкус «Освежителя» в моих мыслях совершенно отнимает у меня лишние эмоции.

Тошнить меня не будет.

До главного входа в бункер, невысокого кургана в пару этажей высотой, около километра.

Здесь даже колючей проволоки нет, полная пустота.

Все хозяйственные и жилые постройки войсковой части жмутся к наружному периметру, оставляя пространство вокруг входа открытым ветрам. А также пулям снайперов и пулеметов, если понадобится.

Там, у забора, стоят скорострельные автоматические зенитки. Там же, в неглубоких шахтах, прячутся и ракеты малого радиуса, способные на подлете сбить практически любую цель. Этот объект охранялся ненамного хуже столицы.

Столице охрана не помогла. Местные ребята, надо полагать, тоже с удовольствием поменяли бы пару ракет «земля-воздух» на эффективную вакцину от вируса «Семя погибели».

Хорошо еще, что он не выживает в мертвом теле. Он исчез с территории базы вместе с последним живым. Нет выживших — нет и эпидемии.

Там, у нас за спинами, активный, готовый к нападению в любой момент периметр. Люди мертвы, но для военной программы это всего лишь еще один пункт в повестке, требующий повышения боеготовности. Не более.

Здесь — пустота. Крайне обманчивая, как раз из разряда тех пустот, в которые не поверит никто, даже дети. Под снегом не видно плоских крышек автоматических турелей, которые готовы выскочить в любой момент. Видны лишь неясные круги на снегу, и все. Турели время от времени должны подниматься — из соображений проверки работоспособности. Наверное, последний раз эти стационарные точки высовывали из-под снега головы вчера, судя по тому, насколько глубоки сейчас эти круги.

Наверное, тут даже опасней. Наверное, уж точно не будет никаких предупреждений, если что-то пойдет не так.

Больше всего я боюсь за «шалунов». Не думаю, что система безопасности главного ядерного объекта страны может благосклонно отнестись к дронам боевой поддержки, шныряющим по окрестностям. Даже если они объявлены ей как дружественные объекты.

С другой стороны, «шалуны» суперсовременны, и по их внешнему виду вообще не скажешь, что они имеют хоть какое-нибудь военное предназначение. Так, механические домашние любимцы. А местной системой давно уже никто не занимался. И вряд ли кто-то озадачивался обновлением ее справочных баз данных.

Мы идем по полю, медленно подходя к кургану, прячущему под собой «Кладезь бездны».

Странное ощущение, которое я почти забыл в последнее время. Понимание того, что от тебя ничего не зависит. Если кто-то сейчас даст команду на наше уничтожение, то ни «шалуны», ни наша суперизворотливость не помогут нам спастись.

Но мы везунчики. Мы так и проходим это поле — внешне уверенно, почти бесшумно, если не считать поскрипывания снега и шуршания выпрыгивающих и вновь прячущихся в такт нашим шагам лопастей снегоступов.

На этот раз Тюжок не открывает нам ворота — лишь калитку рядом. Ее ширина достаточна, чтобы «шалуны» забрались внутрь, даже без использования своих трюков.

Мы входим.

Внутри, как ни странно, тепло.

У «Хрусталя» странное побочное свойство — постоянно держать тебя в настоящем. Нет ни прошлого, ни будущего, есть только здесь и сейчас. Любое событие, когда-либо запечатлевшееся в твоем мозгу и формально определенное тем самым к твоему прошлому, проецируется на мгновение под именем «сейчас». Любое ожидание чего-то в будущем исчезает, превращаясь в некую веревочку, существующую только в настоящем. Дернешь за нее сейчас — и это ожидание сбудется, нет — веревочка так и останется висеть без дела.

Химическое воздействие на мозг сложно описать, но мне и не нужно пытаться.

Я знаю, что чувствую. И могу легко это выразить.

Я чувствую невероятную наполненность настоящего. Предельную насыщенность, плотность. Все события в прошлом, которые могут мне пригодиться, у меня «под рукой». Все варианты будущего, которые могут случиться в краткосрочной перспективе, — перед моими глазами прямо сейчас, лишь протяни руку и выбери нужный.