Тамплиеры. Рождение и гибель великого ордена - Дэн Джонс

В субботу 13 мая 1249 года Людовик и его войско, полное энтузиазма, отплыли в Египет на тысяче восьмистах судах. «Как будто все море, насколько мог видеть взгляд, было покрыто тканью от множества парусов, надуваемых ветром»[528]. С этой флотилией в Дамьетту направлялся и значительный контингент тамплиеров под командованием магистра Гийома де Соннака и назначенного маршалом Рено де Вишье. Морское путешествие не было легким. Французский дворянин и историк Жан де Жуанвиль, автор хвалебной биографии Людовика, описал, как из-за ненастья почти треть королевских кораблей сбились с курса. Но это не могло расстроить планы Людовика, который рвался в бой. Его намерение осадить Дамьетту не было секретом, и когда 5 июня 1249 года корабли крестоносцев встали на якорь у побережья, Жуанвиль и его товарищи увидели на берегу воинов ас-Салиха, дующих в рога и трубы. Со своим войском прибыл и сам султан, одетый с головы до ног в полированные золотые доспехи, сиявшие на солнце[529].

Крестоносцы не испугались. Они запланировали массовую высадку и не собирались отступать. Не обращая внимания на какофонию на берегу, король и его люди выпрыгивали из плоскодонных судов, тянули в море ржущих лошадей и пробирались черед доходящую по грудь воду к берегу. Ветеран крестовых походов Готье де Бриенн (выкупленный после пленения в Форбии) приплыл на судне, украшенном внутри и снаружи ярко-красным крестом на золотом фоне. Эд де Шатору, кардинал-епископ Тускулума, держал в руках обязательный в таких случаях фрагмент Истинного креста. Наконец, французское королевское знамя, орифламма, было воткнуто в прибрежный песок. Высадившиеся тамплиеры, представлявшие собой грозное зрелище, собрались вокруг своего штандарта.

Ожесточенная битва на берегу моря длилась несколько часов. Людовик IX действовал решительно. Крестоносцы организованно атаковали, потери мусульман составили около пятисот человек, включая четырех эмиров[530]. Полевой командир султана Фахр ад-Дин решил отвести своих людей назад и позволил французскому королю беспрепятственно завершить высадку. Еще более поразительным было то, что он приказал жителям Дамьетты покинуть город. Во времена Пятого крестового похода Дамьетта продержалась больше года; в 1249 году она была оставлена в течение одного дня. Прежде чем уйти вверх по реке, чтобы защищать Каир, гарнизон города сжег все что возможно. Тем не менее для мусульман в отступлении был смысл. Прошлое довлело над обеими сторонами, и теперь перед Людовиком стоял вопрос: осмелится ли он повести свою армию вверх по Нилу?

Пока он принимал решение, люди ас-Салиха собрались в Эль-Мансуре, где от русла Нила, идущего от Дамьетты, отделяется другой рукав реки, Танитский. Это было то самое место, где кардинал Пелагий и Жан де Бриенн утопили Пятый крестовый поход. Между тем ниже по течению реки войска мусульман начали совершать нападения на армию христиан, стоявшую в Дамьетте и вокруг города. Султан пообещал по десять безантов за каждую отрезанную голову неверного. Таким образом в течение нескольких месяцев латиняне подвергались набегам. Но лето прошло, вода в Ниле поднялась, а Людовик не шел в ловушку, предпочитая оставаться в Дамьетте.

Наконец, к ноябрю разлив на Ниле закончился, а летняя жара спала. Если Людовик собирался завоевать Египет, то сейчас было самое время выступать в поход. Нужно было лишь решить, где лучше нанести удар. На военном совете предлагалось пойти вдоль берега моря на запад и штурмовать Александрию, но воинственный тридцатитрехлетний брат Людовика Роберт, граф д’Артуа, отверг этот план. После этого оставалось одно: рискнуть отправиться вверх по Нилу и осаждать Каир. «Тот, кто хочет убить змею, должен начать с головы», – заявил Роберт и этим убедил остальных членов совета[531].

Решение выдвинуться из Дамьетты, вероятно, было принято 23 ноября, когда стало известно, что султан скончался. Новость о его смерти какое-то время держалась в секрете, и за это время Фахр ад-Дин успел подготовиться к тому, чтобы отразить нападение Людовика. Опытный полководец, он имел все шансы остановить марш на Каир, не в последнюю очередь потому, что под его командованием находилась большая армия, включавшая элитный полк мамлюков-бахритов – воинов-рабов покойного султана. Как и тамплиеры, бахриты получили свое название в честь того места, где находились их казармы: острова Бахрия на Ниле посреди Каира. И, как и тамплиеры, они были мужественными воинами, которым не раз доводилось нести в боях тяжелые потери. Теперь они собирались продемонстрировать все свое военное мастерство.

Когда войско христиан двинулось на юг вдоль восточного берега Нила, тамплиеры были поставлены в авангард. Трудно сказать, что братья думали об этом походе. Еще в начале кампании Гийом де Соннак был изобличен в том, что начал тайные мирные переговоры с египтянами: вероятно, тамплиеры были более склонны к осторожности, чем восторженные французские крестоносцы, которых они сопровождали. В письме о взятии Дамьетты, которое Гийом написал английскому магистру, он сообщил лишь о том, что Людовик раздумывает, куда теперь нацелить удар, и никак не высказался по поводу плана в целом[532]. Если у магистра и были сомнения, он держал их при себе. Но напряженность между осторожным Гийомом и воинственно настроенным братом короля, графом д’Артуа, неуклонно нарастала. Очень скоро их противостояние приведет к трагедии.

Крестоносцы шли медленно и только к Рождеству достигли Эль-Мансуры, встав на противоположном берегу реки Танис. Во времена Пятого крестового похода Эль-Мансура была крепостью, но за прошедшие тридцать лет разрослась до размеров города, и теперь он стоял между армией крестоносцев и дорогой на Каир. Его нужно было захватить или уничтожить.

При том, что на противоположном берегу реки собралась вся египетская армия, это было непростой задачей. Ожесточенная битва за Танис длилась до февраля. Инженеры Людовика трудились над постройкой понтонного моста, а люди Фахр ад-Дина обстреливали христиан из катапульт, забрасывая их камнями и греческим огнем и сея панику и разрушения. Жан де Жуанвиль описал эти ночные обстрелы: «Грохот был похож на раскаты грома, и казалось, будто огромный огненный дракон летит по воздуху, так освещая все своим пламенем, что мы видели наш лагерь ясно, словно днем»[533]. Всякий раз, когда греческий огонь падал на землю, Людовик преклонял колена, проливая слезы и моля Иисуса Христа уберечь его людей. Это было на редкость благочестивое зрелище – но форсировать реку не удавалось.