Эльфийские хроники - Жан-Луи Фетжен

Затем он посмотрел с вызывающим видом на эльфов, бросил свою дубину к их ногам и отошел туда, где стоял Тилль. Затем, взглянув на «зеленого эльфа» с нарочитым презрением, отвернулся от него и скрестил руки на груди.

Ллиана закрыла глаза.

Взаимная ненависть расползалась по шеренгам пленников, словно невидимый туман. Она вскоре заполнила всю арену, ослепляя и людей, и эльфов, и они все вскоре были уже готовы не только драться, но и убивать. «Тилль, ну что ты наделал?»

На следующие два поединка Ллиана смотреть уже не стала. Однако она не могла заставить себя не слышать… Во время второго из этих двух поединков один из противников попросил пощады. Она постаралась еще больше замкнуться в себе, чтобы не знать, был ли это эльф или же человек. В воцарившейся тишине командир отдал зычным голосом какой-то приказ, и затем поединки продолжились. Гудела толпа зрителей, раздавались звуки ударов палок друга о друга, слышались крики дерущихся… Ллиана стояла закрыв глаза, до тех пор, пока не почувствовала удар в спину, который вывел ее из состояния прострации. Она поначалу не поняла, в чем дело, и попыталась было обернуться, но ее тут же снова ударили сзади, да так, что она невольно сделала шаг вперед, чтобы не упасть. В следующее мгновение она заметила, что ее соседи смотрят на нее одновременно и возбужденным, и сочувствующим взглядом. Настала ее очередь… Она сжала пальцами палку, чувствуя, что сила из них куда-то улетучивается, и с большим трудом заставила себя поднять глаза на Огьера. Его тоже заставили сделать шаг вперед, и он теперь смотрел на нее, слегка помахивая своей палкой. Прародительницы знали, какую сильную неприязнь она порой испытывала к нему в течение последних нескольких дней. Однако она также оказывала ему помощь, пусть он даже этого и не осознавал. А ночью исходившее от его огромного тела тепло защищало ее от холода. Теперь же ей нужно было с ним драться.

— Ну вот, у нас, похоже, появилась возможность свести счеты, — пробурчал он, позволяя ей напасть на него первой.

Ллиана конвульсивно подрагивала, и это подрагивание распространялось и на палку, которую она держала обеими руками прямо перед собой. Все еще держась на безопасном расстоянии от своего противника, она посмотрела в сторону и встретилась взглядом с Тиллем. Он, глядя на нее, слегка шлепнул себя ладонью по паху, а затем по ступням. «Неужели все закончится вот здесь, на этой арене, под эти крики, так далеко от деревьев?»

— Ну же, давай, — сказал Огьер тихим голосом. — Не будем тянуть время…

Он рванулся вперед и нанес удар палкой, причем так сильно и резко, что палка аж со свистом разрезала воздух. Ллиана была бы повержена на землю, но успела своевременно отскочить в сторону, и Огьер, двигаясь по инерции, резко наклонился вперед и, едва не потеряв равновесие, с силой ударил палкой по земле. Ллиана на мгновение увидела спину Огьера, но прежде чем успела нанести удар, он напал на нее снова. Тыльной частью ладони левой руки он ударил по палке эльфийки с такой силой, что у нее онемела рука, а затем замахнулся правой, чтобы снова нанести удар, однако Ллиана бросилась вперед, прямо на него — можно сказать, в его объятия. Огьер от неожиданности на мгновение растерялся и слегка отклонил верхнюю часть туловища назад и, впившись в нее взглядом, увидел, что она резко присела. В следующее мгновение он взвыл от сильной боли: эльфийка, быстро опустившись на землю, врезала ему палкой между ног.

Огьер, согнувшись вдвое, сделал, пошатываясь, пару шагов назад. Ллиана вскочила на ноги. Вокруг нее раздавались оглушительные крики. От земли и от зрителей исходил едкий удушливый запах, от которого першило в горле. «Что показал ей Тилль? Ударить его по ногам… Да, по ногам. Обойти вокруг его и нейтрализовать его».

Огьер тяжело дышал, опираясь на палку и держась рукой за пах. Ллиана сделала шаг прямо к нему, а затем резко отскочила в сторону и попыталась очень сильно ударить его палкой по колену. Однако когда она уже наносила удар, Огьер успел подставить свою палку, и для нее это стало тем же самым, как если бы она ударила с размаху палкой по стволу дерева. Ее палка вылетела у нее из рук, а сама она, увлекаемая своим резким движением, повалилась на землю и ударилась об нее с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Она попыталась подняться, но Огьер проворно придавил ее к земле коленом.

На какое-то короткое мгновение их взгляды встретились. Крики зрителей неожиданно стихли, и был слышен лишь тихий гул, почти шепот.

— Ну ладно, — сказал Огьер. — Нет ничего постыдного в том, что тебя побили. Силы были не совсем равными, но ты дралась неплохо… Для девчонки.

Он поднялся, оставляя Ллиану лежать на земле.

Ллиана увидела, как он, повернувшись к командиру, сделал жест, который можно было воспринять и как приветствие, и как вызов, а затем с презрительным видом отшвырнул свою палку и неторопливо направился к тому месту, где стояли победители.

Когда Ллиана стала подниматься с земли, орки с гримасами на лицах схватили ее и оттащили в сторону — туда, где находились оставшиеся в живых побежденные. Следующих двух противников подтолкнули друг к другу. Один из тех, кто находился рядом с Кхуком и внимательно смотрел за поединком Ллианы с Огьером, не проявил ни малейшего интереса к следующему поединку. Это был не орк и не гоблин, а какое-то хрупкое существо, облаченное в темный балахон, широкий капюшон которого почти полностью скрывал его лицо. Привстав и проследив взглядом за тем, как Ллиану отвели к толпе проигравших в схватке, он снова уселся в тени возле Кхука.

Зима заканчивалась. Дождь мало-помалу заставлял растаять толстый слой снега, покрывавшего поля, и превращал местность вокруг Лота в огромное море серой грязи. Уже невозможно было найти сухой древесины, и если кто-то разжигал костер, чтобы согреться, ему приходилось мириться с исходящим от этого костра едким дымом, который щипал глаза и вызывал першение в горле.

Настроение принца Пеллегуна вполне соответствовало погоде. Вот уже несколько недель при дворе короля Кера, его отца, все выглядело так, как будто был объявлен траур. Разговаривали лишь вполголоса, каждый старался проводить побольше времени в своих личных покоях, по коридорам редко кто ходил, и даже от кухонь уже не исходил их прежний обычный запах. На главном дворе уже не раздавался шум, ассоциируемый с войском: не цокали копыта боевых коней и не топали сапоги солдат. Бело-голубые штандарты королевского дома, отяжелевшие от пропитавшей их дождевой воды, уныло свисали с шестов. Стражники со своих сторожевых вышек напряженно всматривались в горизонт с таким видом, как будто боялись, что он вот-вот вспыхнет огнем. Все удрученно ждали начала войны, однако слухи о ней пока ничем не подтверждались, если не считать докладов из отдаленных крепостей, в которых сообщалось о вражеских отрядах, якобы увиденных какими-то торговцами, о странных столбах дыма на горизонте и о ходящих среди местного населения слухах. Поговаривали, что подати перестали поступать, что торговля сократилась до минимума и что бароны отказываются отправлять своих людей служить в войске короля, обосновывая это, само собой разумеется, тем, что на границах их владений ходят-бродят какие-то подозрительные отряды. Но это все было вранье. И проявление малодушия. Ничего серьезного в действительности не происходило ни возле столицы, на на всей территории от Лота до Пограничной области, находящейся на севере королевства. Принц был готов поспорить об этом на свою жизнь. Огромная равнина на севере королевства опустела только потому, что населявших ее жителей охватил страх после того, как был сожжен дотла какой-то захолустный городок, и потому, что почти полностью погиб отряд, отправленный на выручку этому городку…