Кремлевское дело Бешеного - Виктор Доценко

Позин медленно и внимательно прочитал написанные от руки листы.

— Целиком одобряю то, что вы просите прощения у людей за то, что не успели выполнить обещанное. Ведь вас выбирали с любовью и верой.

Когда они закончили работу над прощальным словом Президента, Позин счел уместным спросить:

— А вы уверены, что ваш преемник пощадит всех членов «семьи», я, естественно, не имею в виду ваших ближайших родственников.

— Честно скажу, Шура, меня это не заботит. Пожимая на прощание руку Позину, Президент сказал:

— Спасибо за верность и правду. Будет желание, приезжайте ко мне на дачу. Думаю, мне ее сохранят.

В приемной Позина перехватил Щенников:

— Ну и зачем он тебя вызвал?

— Я и на этот раз не удовлетворю твое нездоровое любопытство, Валентин. Могу только сообщить тебе, что ни твоя судьба, ни судьба Бакурина не были предметом нашего внимания, — как обычно съерничал Позин…

Своей неожиданной отставкой Ельцин привел в состояние шока всю страну. Впрочем, отставка принесла ему и ближайшим родным пожизненную неприкосновенность. Ему оставили государственную дачу, охрану и много других привилегий, с которыми он призывал бороться на заре своей политической карьеры не признаваемого Горбачевым демократа.

Уже в январе Александр Позин узнал, что сначала Президент записал для трансляции под Новый год обычное новогоднее поздравление Президента россиянам, но потом, попросив выйти из кабинета всех, кроме оператора и младшей дочери, записал на пленку то самое прощальное слово, над которым они работали вместе. Что это было? Очередное колебание перед решающим шагом? Или хитроумный ход в аппаратной игре, в которой Президент не знал поражений?

Позин подумал, что никогда не спросит Президента, почему он записал два совершенно противоположных обращения к народу. В конце концов у пожилых людей бывают свои причуды. И еще он подумал о том, как будущие историки оценят «эпоху Ельцина» со всеми ее достоинствами и недостатками, проанализируют причины его успехов и неудач. Но каковы бы ни были объективные или субъективные выводы, одного у него не отнять:

Ельцин навсегда останется в истории России ее первым Президентом, избранным свободным всенародным голосованием…

Савелий прямо из аэропорта позвонил Богомолову:

— Приветствую вас, Константин Иванович!

— Здравствуй, дорогой! — обрадованно отозвался генерал и спросил: — Ты где?

— В Шереметьево…

— Устал?

— Никак нет!

— Тогда ко мне?

— Конечно!

— Хотя нет. Ты где Новый год встречать собираешься?

— Не знаю, не придумал еще.

— Тогда давай посидим по-человечески, сначала попьем пивка, раков покушаем. А там и Новый год встретим вместе. Кстати, и дело к тебе есть.

— Где? — спросил Савелий, не обратив внимания на последнюю фразу.

— А догадайся с трех раз! — предложил Богомолов.

— У вас на даче! — с ходу ответил Савелий.

— Да ну тебя! — деланно рассердился генерал. — Нет, чтобы потрафить старику и хотя бы сделать вид, что не знаешь.

— Вот когда станете стариком, тогда и буду щадить ваше самолюбие, — в тон ему подхватил Савелий. — Что взять по пути?

— Только раков и пива! — отомстил генерал и тут же рассмеялся. — Шучу: все есть! Сам приезжай, это и будет моей старухе новогодний подарок.

Все уши прожужжала: когда да когда приедет любимый крестник?

— Скажете тоже…

— А вот сам и спросишь…

— Да, чуть не забыл: дача-то та самая?

— А почему она должна быть другой? — удивился Богомолов.

— Кто его знает? Ведь вы сейчас заняли такой пост, что теперь даже и на «вы» к вам неловко обращаться, все мало кажется! — съязвил Савелий.

— Ты договоришься у меня! На этой даче жили еще мои отец с матерью, а пост… — Константин Иванович вздохнул, — сегодня он есть, а завтра его нет…

— Костик-то все у вас? Как он, кстати?

— Костика я отправил на юга, здоровье поправить!

— Это только вопрос его здоровья, — насторожился Савелий, — или еще почему?

— Не дергайся! С ним все нормально: пусть подлечится как следует, перед тем как ты его снова куда-нибудь сосватаешь…

— Та-а-ак, — обиженно протянул Савелий, — выходит, я виноват в его аварии?

— Что ты такой ершистый стал? Пошутить уж нельзя! Я действительно рад тому, что ты его занимаешь серьезными делами! Я тебе не только его доверяю, но и свою жизнь могу доверить! — серьезно проговорил генерал…

Сначала Савелий хотел заехать домой, чтобы переодеться, но потом, осмотрев себя, подумал, что сойдет и так. Перевесило чашу весов и то, что дача Богомоловых была недалеко от Ленинградского шоссе и из Шереметьево на нее можно было попасть, не заезжая в Москву.

Супруга Богомолова действительно обрадовалась приезду Савелия, словно он был ее сыном: крепко обняла, расцеловала в обе щеки, помогла раздеться, заботливо предложила тапочки, а когда генерал предложил пройти в гостиную, вдруг сказала:

— Еще успеете потрепаться! Вот тебе, Савушка, полотенце, иди в ванную, там найдешь шампунь, мыло…

— Ну, мать, ты даешь! — улыбнулся Богомолов.

— Ты, Костик, не остри, пожалуйста! Человек с дороги, вымотался, запылился…

— Точно, в самолетах столько пыли! — рассмеялся генерал.

— А ты думал, — не слушая его, продолжала хозяйка. — Иди, милый, иди, а мы пока стол накроем, — и подтолкнула Савелия в сторону ванной.

Через час они уже сидели за столом и Савелий с огромным удовольствием уплетал за обе щеки ломтики раков и креветок (супруга Богомолова заботливо почистила и тех и других), запивая эту вкуснотищу голландским пивом, которому генерал отдавал предпочтение.

Хозяйка сидела и наблюдала, причем в ее глазах одновременно читалось и умиление хорошим аппетитом мужчин, и плохо скрытая брезгливость: по ее собственному выражению, водных тварей она на дух не переносила. Богомолов, зная это, нарочно расхваливал раков и причмокивал от удовольствия, пока наконец не добился своего: супруга встала и сдержанно заметила:

— У меня такое впечатление, что вам хочется пообщаться наедине…

— Ну что ты, дорогая, откуда ты это взяла? — смутился Богомолов.

— Откуда? Из нашей более чем тридцатилетней жизни с тобой. — Она дружелюбно улыбнулась. — Пойду заниматься своими делами… Ведь кто-то должен праздничный стол делать.

Когда она вышла, с достоинством подняв голову, Савелий заметил:

— Кажется, вы переборщили, Константин Иванович…

— О чем ты, крестник? Все нормально! — воскликнул генерал, отодвигая тарелку с креветками. — Давай, рассказывай!