«Французы полезные и вредные». Надзор за иностранцами в России при Николае I - Вера Мильчина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, оставаясь верны призванию нашему и священной миссии, к каковой призвало нас неисповедимое Провидение, дабы насаждать святую веру в него, сеять культуру и добронравие и печься о счастье рода человеческого, – серьезно размыслив о планах славнейших и деятельнейших французских патриотов, а равно и о чаяниях всей французской нации, ради которых пролила она тщетно столько крови в течение нескольких столетий,
Мы, Император Всероссийский, Император Австрийский и Король Прусский, провозглашаем перед лицом всего мира образование Галльской конфедерации.
Мы справились с историей Франции и с наилучшими французскими философами, как древними, так и новыми, и пришли к выводу, что это единственный способ спасти великую нацию и примирить ее со всей Европой.
Далее в брошюре следует пространный историософский очерк, который «Коммерция» публиковать не стала. Между прочим, сама идея этого очерка чрезвычайно любопытна своим совпадением с вполне современными взглядами на историю и национальный дух Франции. Руководствуясь идеями Монтескье о том, что каждой стране необходимо государственное устройство, соответствующее ее традициям, климату и проч., автор брошюры утверждает, что Франция не создана для того, чтобы быть единым государством; два элемента, из которых возникла французская нация, – галлы и германцы – с самого начала ненавидели друг друга; нацию все время раздирали противоречия, доказательством чего служат, например, Варфоломеевская ночь или аристократическая Фронда; эти центробежные тенденции якобы неустранимы, а значит, служат мотивировкой и оправданием для предлагаемого раздела Франции на отдельные государства по интересам и желаниям каждой партии. Конечно, мотивировка эта, несмотря на всю свою наукообразность, носит откровенно сатирический и памфлетный характер, однако она в определенной мере отражает тот политический расклад, который существовал во Франции в 1830-е годы, после Июльской революции: общество там в самом деле было расколото на несколько лагерей, легитимисты бойкотировали действующую власть и мечтали о возведении на престол Генриха V (внука изгнанного в 1830 году короля Карла Х), бонапартисты чтили память Наполеона и делали ставку на его племянника Луи-Наполеона Бонапарта, республиканцы критиковали правительство Луи-Филиппа за пренебрежение интересами народа.
Любопытно и другое: примерно о том же постоянно длящемся расколе совершенно всерьез писали во второй половине ХХ века выдающиеся французские историки. Вот, например, мнение Фернана Броделя, высказанное в книге «Что такое Франция?»:
Всякая нация расколота и тем живет. Но Франция подтверждает это правило, пожалуй, даже чересчур наглядно: здесь протестанты борются с католиками, янсенисты – с иезуитами, синие – с красными, республиканцы – с роялистами, правые – с левыми, дрейфусары – с антидрейфусарами, коллаборационисты – с участниками Сопротивления… Тяга к раздробленности у французов в крови; единство Франции – только оболочка, суперструктура, вызов.
А Пьер Нора, инициатор и организатор многотомного издания «Места памяти» (Lieux de mémoire), в предисловии к части, которая так и называется «Франции. Конфликты и разделы», говорит о том, что Франция «постоянно определяет себя через свои собственные разломы, поляризации политические, религиозные и даже геоисторические», а затем приводит примеры таких полярных пар: франки и галлы, католики и миряне, красные и белые, голлисты и коммунисты.
Иначе говоря, автор памфлета точно уловил некоторые закономерности французской истории; однако цель его, разумеется, заключалась не в этом, а в разоблачении агрессивной политики России.
Вернемся к содержанию самого плана по созданию Галльской конфедерации. Он, как уже было сказано, предусматривал образование на месте бывшей Франции 18 новых государств самой разной политической ориентации, а заодно перекраивание карты Европы.
В пересказе французского журналиста из «Журналь де Деба» план раздела выглядел так:
В этом документе Кале и Булонь отдают Англии, Артуа – Нидерландам, Шампань – Пруссии, Корсику – Португалии, Авиньон – папе, с условием, что он выстроит в Риме православный храм. Одним словом, что и кому там только не отдают! Перигор отдают дому Талейранов и превращают в независимое государство, наделенное правом голоса в сейме Галльской конфедерации, ибо план подразумевает основание Галльской конфедерации, а также республик в Лионе и Париже, монархий в Руане, Дижоне, Тулузе и Бурже. Поскольку план этот якобы сочинен в июне 1833 года, то, дабы удовлетворить интересы Генриха V и герцога Ангулемского, соперничающих в борьбе за симпатии легитимистов, Генриху V отдают Бурж, Карлу X – Дижон, Людовику XIX – Тулузу и – кто бы мог подумать? – дабы никто не был обижен, Нормандию и Орлеан предоставляют Луи-Филиппу.
Прерву цитату для необходимых пояснений: известному дипломату Талейрану отдают Перигор (область на юго-западе Франции), потому что его род восходил к графам Перигорским; упомянутые далее Генрих V, Карл Х и Людовик XIX – представители старшей ветви Бурбонов, изгнанные из Франции в результате Июльской революции 1830 года. Авторы проекта желают удовлетворить потребности всех троих, а потому даруют французам сразу трех королей. Впрочем, не забывают они и четвертого – реально царствовавшего короля из младшей ветви, Луи-Филиппа, однако обходятся с ним весьма непочтительно. В оригинале брошюры (этот пассаж не воспроизведен в «Журналь де Деба», но его днем позже перепечатала другая парижская газета, «Пресса») про Луи-Филиппа говорится так:
…ввиду искреннего раскаяния, с которым бросился он в наши [то есть российские] объятия, он и его потомки сохранят за собой титул короля французов, резиденцией же ему назначен Руан.
Это очень язвительная сатира на политику Луи-Филиппа: упоминание про российские объятия означает, что король предал дело революции и перешел на сторону монархической России (что вообще-то не соответствовало действительности). Впрочем, награда за этот якобы совершившийся переход не слишком велика: владения Луи-Филиппа сужаются, как следует из статьи 18, до Орлеана с окрестными землями (поскольку до восшествия на престол Луи-Филипп носил титул герцога Орлеанского) и Нормандии. Между прочим, особенно оскорбительно по отношению к «королю французов» все это обсуждение звучало в конце июля, ибо как раз в это время в Париже ежегодно отмечали годовщину Июльской революции, приведшей его к власти.
Мы прервали цитату, а между тем в статье «Журналь де Деба» рассказ о безумном проекте продолжается:
Чтобы придать Галльской конфедерации единство и национальную целостность, предполагается создать постоянно действующий сейм, который будет заседать то в Париже, то в Версале. 18 государств, входящих в конфедерацию, отправят в Сейм, который начнет свою работу под председательством князя де Талейрана-Перигора, своих полномочных представителей.
Выбор председателя сейма тоже пародиен: Талейран был известен прежде всего тем, что исправно служил всем многочисленным политическим режимам, сменявшимся во Франции со времен Революции 1789 года, не исключая и Июльской монархии; впрочем, в начале 1838 года он был уже очень стар и болен, и жить ему оставалось меньше полугода.