Михаил, Меч Господа. Книга 2. Подземный город Содома - Гай Юлий Орловский

Некоторое время все ждали, замерев, но ничего не случилось, а Михаил, ободрившись, выгреб из сундука все остальное, сложил в рюкзак и забросил его, заметно потяжелевший и с раздутыми боками, на спину.

– Дома разберемся, – сказал он. – Думаю, там что-то нарезали не только из Древа Жизни, но из Древа Познания тоже… Уходим?

– Если сумеем унести ноги, – проговорил Азазель тревожно. – Но что сделано, то нельзя сделать несделанным. Уходим!

Бианакит кивнул Аграт, и она поспешила вперед, держа оружие на изготовку.

Азазель и Михаил пошли следом, держа дистанцию. Михаил спросил тревожно:

– Азазель, куда перепрятать, если не в Брий?

Азазель ответил нервно на ходу:

– Чего? Уже думал… Пока лучше, если ты сам… Можешь так, чтобы даже я не знал. Чем меньше знают, понял?..

Михаил подумал, ответил с неохотой:

– А если со мной вдруг что?.. Нет, ты знать должен. Но только мы двое. Ты, конечно, козел хермонской породы, но я тебе доверяю. В какой-то мере.

Азазель вздохнул, посмотрел вслед Бианакиту и Аграт, поинтересовался шепотом:

– Что-то особое чувствуешь?

– Еще бы, – ответил Михаил медленно. – Чувствую ярость, свирепое безумие и жажду все разнести вдрызг… Он никогда не растворится во мне, так?

Азазель взглянул на него с некоторым испугом:

– Кто знает? Нигде и никогда такого еще не было. Сослаться не на кого, ты первый. Но я просто уверен, сладишь. Если в борьбе с собой не склеишь ласты, будто какой-то интеллигент сраный. Но ты же не интеллигент, а солдат! Чудо-богатырь, солдатушка браво-ребятушка!.. А то, что тайник узнал в тебе Кезима… разве не здорово?.. Представляешь, приходишь к его жене и говоришь, я же Кезим, ты чего, дура, не узнала?.. И того, забираешь в его доме все ценное и сваливаешь!

– Я рухну раньше, – проговорил Михаил угрюмо. – Все-таки это отвратительно, когда внутри… Как думаешь, это надолго?

Азазель взглянул несколько странно:

– Ну, как тебе сказать…

– Говори, – потребовал Михаил с угрозой. – Во что втравил?

Азазель сказал очень серьезным голосом:

– Для тебя, чистюли, трудно поверить…

– Я не чистюля, сам сказал. Солдат всегда солдат.

– Видишь ли, – сказал Азазель, все еще словно бы не придумав, как подать помягче, – я тебе уже много раз говорил, так живут вообще все люди. Все-все, от нищего до президента! Чистейшая душа… ну, как принято в официальной версии, живет в теле грязнейшего и похотливейшего скота. Да-да, именно так! И эти две противоположности постоянно борются друг с другом. Даже дерутся! Вот сейчас и узнаешь наконец-то, что такое быть человеком.

Михаил ощутил себя так, словно его облили ледяной водой.

– Что… именно вот так?

– Представь себе! – ответил Азазель, в его сочувствующем голосе почудилось некоторое злорадство. – И, как ты мог заметить, люди не стали скотами. Да, конечно, абсолютное большинство стало, но кто в условиях подлинной демократии считается с этим гребаным большинством? Мир тащат на себе подвижники. Те, которые побеждают. Не только мир, но и себя. Что, красиво говорю?.. Могу и красиво, я же такой разносторонний и всеохватный!

Михаил, все еще охваченный холодом, проговорил с трудом:

– Это что же… так будет всегда?

– Нет, что ты! – заверил Азазель фальшивым голосом. – Кто-то из вас обязательно победит! Либо ты, либо Кезим. Думаю, победит Кезим, но из личной симпатии ставлю на тебя.

– Ну, спасибо…

– Но победишь не до конца, – закончил Азазель. – До конца ну никак! Но можно жить, не считаясь со своим внутренним голосом. Слушаешь, но делаешь по-своему. Хотя, конечно, иногда…

– Что? – спросил Михаил с угрозой.

– Да так, – ответил Азазель дипломатично и отвел взгляд, – все придет со временем.

Он посмотрел далеко вперед в сторону мелькающих лучиков света. Там Бианакит и Аграт, не довольствуясь местным освещением, что может быть и обманчивым, вовсю жгут батарейки фонариков, надеясь на скорое возвращение.

– Можешь пользоваться не только силой Кезима, – проговорил он, – но и своей, настоящей!.. Да-да, никакого всплеска, в этом же теле еще и демон, а ему все по барабану. Его темная плоть закрывает внутренними клипотами твою сфиротскую суть!.. Представляешь такое преимущество?

Михаил подумал, поинтересовался с сомнением:

– А от этого демон во мне не сумеет взять верх? Не погибнуть страшно, Азазель, а стать чудовищем.

Азазель вздохнул:

– Вот в битве ты выбил у врага меч. Представил? Подхватываешь с земли этот меч и лихо разрубаешь гада пополам! Ты стал от этого демоном?

Михаил пробормотал:

– Намекаешь, что наши тела – это мечи, что могут переходить из рук в руки?

– Сравнение не совсем корректное, – нехотя признал Азазель. – Ладно, на убитом хорошие новенькие сапоги, а твои истоптаны, дырявые, даже подошва отвалилась, представил? Ты снимаешь с него сапоги и обуваешься в них. Вот так и наши тела. Было ваше – стало наше. Ты сейчас в новых сапогах, сделанных по прежней мерке. В них можешь бегать быстрее и прыгать дальше. И Синильда полюбит еще больше.

Бианакит и Аграт время от времени останавливаются на поворотах, сигналят фонариками и снова уходят вперед, повторяя прежний маршрут, но уже в обратную сторону.

Михаил пробормотал:

– Эта Аграт… говорит она как-то…

Азазель спросил быстро:

– Что не так?

– Да просто, – сказал он с неловкостью, чувствуя, что порет чушь, – Синильда говорила примерно то же самое…

– Ну вот, – сказал Азазель бодро, – я же говорил, все женщины одинаковы!.. А что тебя тревожит?

Михаил пожал плечами:

– Да как-то странно. Они не могли быть знакомы?

Азазель ахнул:

– Аграт и Синильда?

– Ладно, – сказал Михаил, – это у меня в голове все перепуталось. Устал, наверное. Но ты сам ее назвал дипломированным дизайнером!

Азазель ехидно заулыбался:

– Сейчас все женщины дизайнеры. Это так модно, престижно, гламурно и ни к чему не обязывает. Я ж говорил, все женщины одинаковы!.. Хотя, конечно, размер сисек имеет значение. Как тебе они у Аграт? Втрое больше, чем у Синильды! Хотя ростом поменьше.

Михаил сделал каменное лицо и начал смотреть вперед на далекую арку впереди. Разговаривать в таком тоне о любимой женщине кощунство, Азазель мигом понял, сказал виновато:

– Прости. День был тяжелый. Каждый выходит из него по-своему.