Боги Гринвича - Норб Воннегут

Кьюсак больше не беспокоился. Дверь его кабинета была широко открыта. Он хотел уйти из «ЛиУэлл Кэпитал». Хотел поскорее избавиться от этого шоу уродов. Он плевать хотел на указания Лизера: «Именно у тебя проблемы с наличностью. Так что зарабатывай». Пришло время двигаться.

– Что-то не так? – спросил Даркин.

– Рынки, – ответил Джимми, разглядывая сонограмму Яза. – Мы сможем встретиться ближе к концу месяца?

– Я переключу вас на секретаршу. Подберите какое-нибудь время.

– Хорошо, Грэм.

Через тридцать секунд Кьюсак повесил трубку. Пусть Лизер поцелует его в задницу. А заодно Шэннон, преследователь и все остальные. Заложив руки за голову – классическая поза военнопленного времен Второй мировой войны, – Джимми выглянул наружу. Никки возвращалась на свое рабочее место, неся в руке сумочку.

Он долго смотрел на ее сумочку. Кожаная, ничего блестящего. Никки купила ее в «Саксе», заплатив пару тысяч. А может, у уличного торговца, за десятку. Когда Никки уселась и исчезла за своими стеллажами и папками, Кьюсак уже точно знал, что ему нужно. Пора воспользоваться страничкой из пьесы Лизера, той, где сказано: «Мы владеем гребаным Гринвичем».

– Эй, Никки, – сказал Джимми через десять минут. – Скажи всем. Ланч с меня.

– По какому случаю?

– Весь мир теряет деньги. Хедж-фонды рушатся направо и налево. Но я сегодня договорился о важной встрече и хочу это отметить.

Вряд ли Кьюсак был когда-нибудь обаятельнее, чем сейчас.

– «Планета Пицца»? – спросила она, имея в виду заведение рядом с «Гринвич Плаза».

– Ни в коем случае. Я уже сделал заказ в «Гленвилль Пицца». Две с фрикадельками. Две с пеперони и дополнительным сыром. Одна ассорти. Две с овощами. И с сардинами. И куча лимонада, хватит, чтобы смыть всю соль и жир обратно в Манхэттен. Но есть одна проблема.

– Я так и знала, – ответила Никки, подняв бровь.

Она смотрела с подозрением, но выглядела игриво и модно со своим рубиновым гвоздиком.

– У меня в полдень переговоры. Можешь съездить за едой?

– На твоей машине? – спросила она.

– Вот уж нет. Там одна хитрость с зажиганием, и я не хочу, чтобы ты застряла в Гленвилле с нашим обедом. Кроме того, это же праздник. Поговори с Шэнноном и возьми «Бентли» Сая.

– А если он скажет «нет»?

– Ты смеешься? Ты единственный человек на всей земле, который в силах заставить Шэннона улыбнуться. Все зависит от тебя, – ответил Кьюсак. – Твоя миссия – спасение мировых финансовых рынков: одна машина, два человека и восемь пицц вовремя.

– Я поговорю с Шэнноном. Но тебе нужно вздремнуть. Или что-то в этом роде.

– Привези мне «Маунтин Дью» и тонну кофеина.

– Ты уверен? – озадаченно спросила Никки, качая головой и широко улыбаясь.

– Я заплатил за все, включая напитки. Даже чаевые. Отказывайся от любых попыток познакомиться с твоим бумажником.

– Что-нибудь еще, Джимми?

«Забудь свою сумочку».

В Рейкьявике было на пять часов больше. Сигги закрылся рано и встретился с Олавюром в баре.

– Что? – воскликнул тихий владелец галереи.

– Ты слышал, – вяло ответил Олавюр и осушил рюмку текилы, своей новой симпатии. – «Хафнарбанки» выгнал меня. – Он махнул бармену и распорядился: – Еще одну.

– Выгнали после всех твоих трудов…

– Это все уже неважно. «Хафнарбанки» не протянет и недели. Вчера Гвюдйонсен просидел весь день за закрытой дверью со следователями.

Сигги понизил голос и оглядел бар. Никто их не слушал.

– Кто навел их на вас?

– Сай Лизер.

– А его проблемы с «Бентвингом»?

– А что с ними? Я заработал деньги на понижении «Бентвинга», но потерял задницу на «Хафнарбанки». – Олавюр осушил вторую рюмку.

– Ты отправил послание в Гринвич.

– Я чихнул в ураган. И теперь у меня нет работы.

Сигги оценивающе посмотрел на двоюродного брата: скорчившийся, пьяный, раздавленный. Кожа пожелтела от выпивки, нехватки солнечного света или просто от стресса; Олавюр походил на побитую собаку, которая скулит с поджатым хвостом. Это зрелище что-то перевернуло внутри кроткого арт-дилера. За всю свою тихую жизнь на тихом острове, далекую от игр «убей – или будешь убит» торговых площадок, Сигги ни разу не испытывал такого прилива адреналина.

– Олавюр, ты мудак!

Безработный банкир поднял взгляд с кислой гримасой человека, которому заехали ногой в пах.

– Как ты сказал?

– Ты же Мистер Лёд. Это ты всегда говорил: «Важна только последняя победа».

– Сигги, что тебе от меня нужно? Я, скорее всего, сяду в тюрьму.

– Брат, я не смогу изменить то, что ты сделал. Я не могу вернуть твои деньги или уберечь тебя от тюрьмы. Но в одном я уверен. Я не стану сидеть и смотреть, как ты хнычешь над рюмкой текилы. Ты будешь работать на меня. И начнешь сейчас. Прямо сейчас, – заорал Сигги, – начнешь поступать как мужчина!

По привычке Олавюр едва не поднял его на смех. Сигги был человеком со вкусом. Он никогда не демонстрировал ни властность, ни силу. Но во время той аферы с Рафаэлем его троюродный брат был холоден как лед.

– О чем ты говоришь?

– Мне нужна твоя помощь.

– Какая?

– Я получу счет, – ответил Сигги, – и потом мы купим тебе билет.

– Куда?

– В аэропорт Кеннеди, – заявил арт-дилер. – Мы собираемся в Нью-Йорк.

– Зачем?

– Встретиться с моим клиентом, – сказал Сигги, изучая покрытое пятнами лицо брата. – Ты не поверишь, чем она занимается.

– И в чем заключается наша работа?

– Поразить Сая Лизера в ахиллесову пяту.

Пораженный Олавюр смотрел на троюродного брата с трепетом и значительной долей новообретенного восхищения.

В 11.59 Кьюсак надел гарнитуру: она выглядела убедительнее обычного телефона. Затем нажал кнопку и прошелся по кабинету. Он собирал силы для самого странного звонка за всю свою карьеру. Разговор начался с вопроса:

– Бадди, кто будет представлять «Нью-Джерси Шит Метал»?

В следующие пятнадцать минут Кьюсак кивал и жестикулировал. Он ходил взад-вперед по своему кабинету, опуская руки в отчаянии и поднимая кулаки в честь успехов. Он бушевал. Выплясывал. Произносил каждую фразу, которая приходила на ум, всевозможные штампы и бессмысленные выражения из лексикона богов:

– Я говорю, «Элиот Уэйв Файв». Реальный шанс.

– Вам понравится рынок в двенадцать тысяч. Это просто кража десяти восьмисот.