Осада - Иван Алексеев

За две версты до опушки, за которой начиналось поле перед городскими стенами, Катька знаком остановила отряд и приказала спешиться.

– Сава, бери двух бойцов и иди вперед, проверь дорогу, – шепотом приказала она.

– Слушаюсь, – одобрительно кивнул Савва. – Здесь вервольфы частенько ставят свои засады на наших гонцов да разведчиков, возвращающихся в Псков.

Трое леших бесшумно исчезли в густом подлеске, остальные притаились, ожидая возвращения дозора. Кони, не очень уставшие, поскольку почти треть пути их вели в поводу, словно прониклись тишиной окружавшего их леса и молчанием людей и стояли смирно, ничем не выдавая своих новых хозяев.

Через час раздалась условная птичья трель: это вернулся дозор леших.

– Хоть глазам своим не верь, но все чисто! – шепотом доложил результаты разведки Савва. – Ни вервольфов в лесу, ни гусарских разъездов на опушке.

– Михасю спасибо скажи, – усмехнулась Катька. – Он сейчас во вражеском лагере бьется на рыцарской дуэли с лучшим королевским фехтовальщиком. Все ясновельможные паны и благородные дворяне наверняка пожелали сие захватывающее действо лицезреть. Вот тебе и ни засад, и ни разъездов.

Савва только руками развел, и в глубине души вновь признал, что Фрол не зря поставил девчонку командовать отрядом: соображает быстро и в самое яблочко.

– Бойцы, за мной! – скомандовала начальница.

Они вывели коней на узкую тропу, вскочили в седла, двинулись шагом, пригибаясь к гривам, уворачиваясь от нависавших ветвей. Достигнув опушки, отряд понесся вскачь к видневшейся невдалеке северной стене Пскова. Поскольку вражеский лагерь и осадные траншеи находились с южной стороны города, а гусарские разъезды, и без того достаточно редкие, были заняты, как правильно догадалась Катька, совсем другим делом, лешие беспрепятственно достигли крепостной стены.

– Эй, затинщики! – заорал во всю глотку Савва, когда они приблизились на дистанцию выстрела затинной пищали. – Своих не постреляйте!

– Не боись, помор! – раздался ответный крик. – Чай, еще не ослепли, различаем, кто каков! Скачите к воротам: сейчас отворят!

Но выстрелы все же раздались. Они донеслись с реки, с того места, где ее перегораживали цепи, препятствовавшие нашим лодкам подплывать с озера к городским стенам. Катька, задержавшись в распахнутых воротах, резко повернулась в седле.

– Это Фрол! – воскликнула она и скомандовала: – Савва, я – к воеводе, а ты с бойцами – вдоль берега, к цепям. Поддержите наших!

– Слушаюсь! – Савва без лишних слов развернул коня и, сделав лешим знак рукой следовать за ним, помчался к берегу, к тому месту, где раскатисто трещали ружейные выстрелы.

Отправив своих бойцов на помощь Фролу, Катька, взяв в провожатые отрока, помогавшего затинщикам на стене в качестве орудийной прислуги, поскакала по лабиринту узких кривых улочек к княжеским палатам. Примостившийся впереди дружинницы на холке ее коня отрок, которого распирало от важности выполняемого поручения, поминутно вопил пронзительно-писклявым голосом, представлявшимся ему громовым басом:

– Пади! Пади! Гонец к воеводе!

Однако на пустынных улицах осажденного града народу не было вовсе, так как все, от мала до велика, находились либо на стенах в обороне, либо на работах в кузнях, пекарнях да лекарнях. Так что предупреждать о приближении скоростного гужевого транспортного средства было некого. Но отрок все равно продолжал вопить. Таким же громким голосом заправского артиллериста, натренированным перекрикивать пальбу затинных пищалей, он указывал Катьке повороты «тудысь-сюдысь» сопровождая слова соответствующими жестами. Терминами «право-лево» малец пока не овладел, поскольку, вероятно, не долго пробыл на батареях. Наконец он победно возопил: «Туточки!», и Катька с неблагодарным чувством облегчения помогла ему спешиться.

Соскочив наземь, девушка набросила поводья на столбик коновязи, проигнорировав предложение громогласного отрока, выразившего готовность их подержать. Быстрым шагом, почти бегом, она устремилась к воротам княжеского двора, в котором располагалась ставка воеводы. Перед массивными воротами стояли двое часовых из личного полка князя Шуйского. Они немедленно преградили Катьке путь, закрыв от нее своими закованными в сверкающую броню телами и без того наглухо запертую узкую калитку в тяжелой створке ворот. Катька поневоле затормозила.

– К воеводе! Слово и дело! Гонец от поморской дружины! – отрывисто выпалила она, невольно воспроизведя уровень громкости артиллерийского отрока.

Но ее речь не произвела на часовых ожидаемого действия. Более того, они встали классическим «уступом», испокон веков предписываемым всем дозорам для отражения внезапного нападения проверяемых лиц, и взяли наизготовку свои пищали.

– Прости, дружинница, но мы тебя не знаем! – с явной угрозой молвил старшой. – А что касается поморской дружины, то ваш сотник со товарищи уже, почитай, как четверть часа тому назад к воеводе примчались.

По тому, как он с издевкой произнес «ваш сотник», Катька поняла, что часовые ей не поверили. Но сейчас же в ее сознании громовым эхом повторились слова: «четверть часа как уже примчались». Неужели и Михась здесь, у воеводы, со смертельно опасной посылкой? Такое вполне могло случиться: отряды Катьки и Фрола, естественно, подошли к городу с северной стороны, где не было сплошной линии осады и лишь рыскали неприятельские разъезды да таились по лесам заслоны. Михась же в случае победы в пресловутом поединке должен был отправиться в Псков прямиком из осадного лагеря, расположенного с прямо противоположной – южной стороны.

Но, может быть, часовые просто врут, обоснованно не желая пускать в ставку воеводы абы кого, пусть даже в наряде поморских дружинников и со «словом» и «делом»? Катька бросила взгляд на длинную коновязь, возле которой одиноко понурился лишь ее собственный конь.

– Так ваш сотник – человек доверенный, мы его верхами на двор пускаем! – перехватив ее взгляд, понимающе усмехнулся старшой.

«Нет, не врет! – решила Катька. – Что же делать?!»

Часовые не сводили с девушки напряженных взглядов и держали свои пищали наизготовку. Но все же реальной опасности для Катьки они не представляли: особница могла бы завалить обоих и прорваться во двор. Только валить часовых ей пришлось бы всерьез. Насмерть. И она стояла неподвижно, лихорадочно прокручивая в мозгу множество вариантов своих дальнейших действий. Сомнения бойца особой сотни были вызваны отнюдь не угрызениями совести по поводу возможной гибели от ее руки двух русских ратников из княжеского полка. Их долг – охранять воеводу и, если понадобится – отдать свою жизнь за его спасение. Вот и понадобилось. Катьку угнетало другое: завалит она часовых, проникнет во двор, а дальше? Она не знала расположение палат, не знала, где сейчас находится воевода. А в палатах наверняка есть еще внутренние посты. Придется и сквозь них пробиваться. Только вот знать бы наверняка: куда именно? Поднимется тревога, ей придется городить гору трупов, при этом не приближаясь ни на шаг к цели. Да и завалят ее в конце концов…