Тарантул - Сергей Валяев

— Ыыы, — потерял дар речи.

— Здорово, Кутя, — сказал я. — Не зарежу, если ответишь правду, и ничего кроме правды.

— А ты кто? — выплюнул вопрос.

— Я — Чеченец.

— Ааа, — с явным облегчением перевел дух. — Наслышан о твоих подвигах, поганец такой.

Не люблю, когда меня оскорбляют. Словом. Легким движением вырезал на пергаментном лбу врага вот такой полумесяц:). На вечную память. Подсвеченная экраном кровь, блёкая, залила лицо дурака-говоруна.

— Ааа! — заорал от боли и страха, подставляя ладони под капель. Гад-гад! На кого руку поднял?!

— Еще одно некрасивое слово и отрежу язык, — предупредил. — И то, что ниже.

— Я истекаю кровью, — жаловался, прикладывая подушечку к черепу. — Что за дела: сразу резать? Я — не полено. Можно же договориться, да?

Я был вынужден согласиться: Кутя — не полено, в следующий раз буду более приветлив.

— В следующий раз? — сполз по креслу, потеряв навсегда чувство юмора.

Я успокоил господина Кутепова как мог: если ответы будут правдивы, я мгновенно исчезну из его беспечальной жизни.

При этом в его интересах было бы замечательно, чтобы о наших ночных посиделках никто не узнал. Телохранители пребывают в депрессии, их можно уволить по статье о несоответствии своим служебным обязательствам.

— Да-да, молодой человек, — морщился ветровский нувориш. — Я отвечу на все вопросы, только вы не понимаете…

Я прервал его: понимаю все, лучше пусть припомнит сегодняшний праздничный обед в «Эcspress» с юным Сурковым. Там было ещё двое? Кто они? О чем говорили? Куда потом отправились?

Мой собеседник с облегчением вздыхает: Господи, он-то думал, и начинает изливать душу: в ресторане оказался по своим мелким коммерческим делам, Сурок женихался к Тамарке, известной давалке, и наклюкался до горизонтального состояния, плакаясь всем, что утром потерял пятьсот тысяч баксов на трассе; увезли его, недееспособного, друзья Куркин и Потемкин; его, Кутю, подбросили домой, а куда дальше троица сплавилась этого он не знает и знать не желает.

— А имя Джафар что-нибудь говорит?

— Джафар? Это наркота, я к этому ни-ни, — испуганно оглянулся на ночные окна.

— Джафар уже с Аллахом, — не выдержав, похвастался. — Не без моей помощи. Так что не бойся, Кутя.

— Али-бека тоже к Аллаху?

— А кто такой Али-бек?

— Это старший брат Джафара.

— Старший брат? — задумался. — Вот этого не знаю: улетел он или нет?

— Чеченец, — проникновенно проговорил мой новый знакомый. — Можешь заказывать панихиду по самому себе.

— Почему?

— Кровная месть. Если они знают, что ты Джафара…

— Война — ху… ня, главное — маневры, — ответил я. — Я на своей территории.

— Боюсь, что Али-бек и сорок его разбойников считают эту территорию тоже своей, — заметил Кутя.

. — Надо их переубедить в этом.

— Тогда мне остается пожелать удачи, Чеченец, — развел руками человек с окровавленным мусульманским знаком во лбу. — Жаль, что не поняли друг друга сразу. Вот что мне говорить любимой мамочке?

Я рассмеялся: смешные люди, сначала они молят, чтобы им сохранили жизнь, а после переживают, как будут выглядеть на светском фуршете.

Мы расстались друзьями, напоследок я получил дополнительную информацию, где можно быстро обнаружить троих загулявшихся приятелей.

Ночка выдалась веселой. Я чувствовал себя блохой, перепрыгивающей из одной промерзлой собачьей шкуры на другую.

И все только потому, что причудился странный сон. Если с Сурком ничего не случилось и он самым хамским образом находится в теплом овине, то ледяной промоины ему не миновать. Своими руками затолкаю туда, предварительно кастрировав за треп.

Путеводный свет холодной луны привел меня в тупик «Первомайский», здесь, в одном из развалюх, как утверждал ростовщик, находился притон бабушки Федоры, где у каждого страждущего была законная возможность назюзюкаться до красножопых дьяволят и нанюхаться до воздушных замков, из бойниц которых удобно улетать в небытие.

Чтобы не вспугнуть любителей эфирных полетов и вредных чертей, я оставил джип у магазинчика «Товары для дачников» и проковылял по глубокому снегу в тупичок.

Местный дом культуры имени бабы Федоры, обнаруживавшийся в кособокой хатке, просвечивался праздничными огоньками; оттуда слышались вопли, мат и здравницы в честь Рождества.

Появление Чеченца на празднике жизни осталось незамеченным. Дым стоял коромыслом. И в нем плавали призраки — кажется, моя мечта осуществилась: наконец угодил в царствие теней. Правда, некоторые блевали и мочились, как живые, что никак не меняло сути происходящего.

Как догадался, «слободская» братва низшего пошиба отдыхала после праведных трудов, чтобы в новом году с новыми силами продолжить битву за урожай в закрома родины, то есть в «общак».

Многие были знакомы по детству, когда мы бились до первой крови и не били лежачих. Теперь времена и законы изменились: враг упал, добей его или он выпустит из тебя кишки.

Мне удалось извлечь на мороз Долгоносика, с которым мы, помнится, дружили; у него был знаменитый на всю округу шнобель и по этой уважительной причине строптивый характер. Приятель брыкался в снежной вихре, не понимая, что от него требуют, затем, протрезвев, признал меня.

— Леха, сука такая, ты из меня пломбир ладишь?

— Ищу Сурка или Куркина, или Потемкина?

— Не так быстро? Кого ищешь?

Я повторил имена. Долгоносик повел простуженным клювом и сказал, что конфиденциальная информация нынче стоит деньжонок. Я тиснул ему в зубы зеленый хруст и он сообщил, что Сурка не видел лет сто, Потемыч пробегал мимо ещё вчера, а Куркин отвалил к бабенке на хазу.

— К Тамарке? — рявкнул.

— Не, — удивился моему предположению, — к Орлихе.

— Где живет? — отчаянно взвизгнул, понимая, что этот бесконечный лабиринт по простуженным улочкам и переулочкам слободки не закончится никогда.

— Так это, — неопределенно отмахнул рукой в ночь, — тама.

Я понял, что нужно действовать более решительно, чтобы вырваться из блокады. Ухватив за шиворот орущего приятеля, поволок к машине.

Скоро нам удалось поладить, особенно, когда ещё два вечнозеленых листа залетели в карман Долгоносика.

— А чего такой спех, Леха? Говорят, городские хочут нас подломить? А мы в огороды… запартизаним…

— Кому нужны, отпетая шайка? — огрызался, выкручивая руль. — Сами брызните из огородов, когда Соловей прилетит.

— И на птаху силок найдеца…

Старик Эзоп кусал бы локти, услышав нашу столь веселую болтовню. К его счастью, мы прибыли к дому, где, по утверждению моего спутника, проживала полюбовница Куркина.