Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии - Леонид Колосов

— Возможно, — согласился Лонсдейл, наливая второй «мартини».

— Вы не любитель городских пейзажей?

— Во всяком случае, не настолько, чтобы не отходить от окна, — протянул руку гостю Лонсдейл.

— Когда живешь в таком городе, чувствуешь себя крохотной молекулой, — заметил Кедар.

— Вы родились в Израиле или эмигрировали туда?

— Израильтянин чистых кровей. Родился и вырос в Палестине.

— Почему-то думал, что вы араб…

— Не один вы, — усмехнулся Кедар. — Арабы тоже иногда принимают меня за своего. Их язык я знаю с детства.

Он слегка нажал на слово «иногда», как бы намекая, что с ним связаны какие-то интересные события из его жизни.

— Видимо, это третий по счету, которым вы владеете?

— Нет, четвертый. Кроме древнееврейского, английского и арабского, я изучал немецкий… Но, по-моему, все вместе они не сравнятся по трудности с этим чертовым китайским. Поэтому я благодарен вам, Гордон, за помощь. Знаете, когда в сорок лет садишься за эти «цзянь» и «тянь» — это не вдохновляет…

— Зачем же насиловать себя?

— Вы бизнесмен, и понять вам это трудно. Я же — на службе. Дипломат. Мне предлагают выгодную работу в Пекине, и я, естественно, не отказываюсь.

Намечавшаяся дружба требовала ответного визита. И они договорились, что Лонсдейл зайдет к Кедару в субботу вечером. Как и Гордон, тот снимал небольшую меблированную квартиру, но чуть дальше от университета. Встретил он его очень радушно и, даже не дождавшись, пока Гордон повесит мокрый от очередного дождя плащ, предложил ему выпить.

— Считайте, что вам сегодня повезло, — воскликнул он, приглашая рукой Лонсдейла пройти в комнату. — Я угощу вас не виски и не джином, а удивительным, неизвестным вам напитком. Сегодня вы сделаете для себя важное открытие…

Тут он открыл холодильник и достал бутылку… «Столичной».

— Что это такое? — спросил Лонсдейл, с явным интересом глядя на знакомую этикетку.

— Лучший напиток в мире. Русская водка, — ответил Ке-дар, открывая бутылку. — При этом не какая-нибудь подделка, а «Штолышна», из России.

Он налил небольшой фужер водки, поставил на стол блюдечко с хрустящим картофелем и посадил Лонсдейла в кресло. Пили, как это принято в Англии, крохотными глотками, и Гордон недовольно поморщился.

— Это вы с непривычки, — заметил Кедар, увидев его гримасу. — Привыкнете, увидите, что за прелесть.

Оставалось только согласиться.

Как ни странно, но для многих из нас самый лучший собеседник не тот, который умеет говорить, а тот, который умеет слушать, не перебивая, лишь изредка вставляя вопрос — так, чтобы показать, что он весь внимание.

В этом смысле Гордон был отличным собеседником. Ке-дар же оказался на редкость словоохотливым, и через несколько таких дружеских встреч Лонсдейл уже знал, что имел в виду его гость, когда говорил об арабах, иногда принимавших его за своего… Во время войны 1948 года его не раз забрасывали в Египет и Сирию, где он успешно вел разведывательную работу.

Вполне понятно, что это очень заинтересовало Лонсдейла, и он попытался выяснить как можно больше деталей, искренне удивляясь про себя, что Кедар охотно посвящает в них в общем-то малознакомого человека.

Все, что так неожиданно откровенно рассказывал израильтянин, было важно, полезно, но это был тот самый крем, которым можно украсить, а можно и не украшать пирог. А вот самого пирога не было.

Недели складывались в месяцы, давно уже на дворе стояла хмурая «осенняя» лондонская зима, и газеты в отделе занимательных наблюдений резонно сообщали, что дело уже идет к весне, а Гордону так и не удавалось завязать дружеских отношений ни с кем из англичан. Правда, как-то им предложили заниматься не менее часа в день в лингафонном кабинете — небольшой светлой комнате, где на столах стояли специальные аппараты для прослушивания грампластинок с записью урока на китайском языке. Это вынудило всех задерживаться после занятий и посещать трапезную. Получая пластинки в одной библиотеке, работая в одном кабинете и потом обедая в одной столовой, они были вынуждены больше общаться между собой. И Гордону удалось установить сносные отношения со студентами, выдававшими себя за сотрудников Форейн оффис. Сносные, но не более того. Видимо, этому способствовало отсутствие «чиновничьей формы» и кастовой замкнутости, присущей английским офицерам. Словом, дальше «здравствуй» и «прощай», «хорошая погода сегодня» дело не шло.

Вечера «чиновники» проводили в «своих», как говорят в Англии, клубах.

У Лонсдейла были все основания считать главным противником не английскую контрразведку, а не менее известную традиционную британскую сдержанность и еще английские клубы. Впрочем, была одна категория клубов, которая хотя и не носила этого имени, но выполняла примерно те же функции. И Лонсдейл, как и любой другой человек, оказавшийся на английской земле, имел туда доступ — полный и беспрепятственный.

Клубами этими были пивные.

Они-то и стали тем заведением, в котором Лонсдейл мог найти общий язык и с «чиновниками», и с джентльменами из Форейн оффис.

А было это так.

Среди преподавателей школы одной из самых ярких, заметных фигур был Саймонс-младший. Китайский язык он знал хорошо и преподавал его умело. К студентам группы Лонсдейла (они были одного возраста с ним) относился как к равным.

И вот как-то на уроке грамматики китайского языка Саймонс-младший вполне резонно заметил, что большинство присутствующих явно потеряли нить его рассуждений.

— Джентльмены, я чувствую, нам надо немного отвлечься, — произнес он тоном искушенного преподавателя. — Все мы — люди взрослые и отлично понимаем, что знание одного китайского языка не делают из человека синолога. Не так ли?

Обрадованные переменой темы, студенты дружным хором согласились с ним, хотя еще и не поняли, куда он ведет дело.

— Так вот, господа, — продолжал Саймонс, — всем вам необходимо факультативно изучать текущие события в Китае и в Юго-Восточной Азии, знакомиться с китайским искусством, обычаями, традициями и тому подобным. Короче, я предлагаю раз в неделю проводить семинары, каждый раз приглашая «именитого гостя», который будет проводить вводную беседу. После беседы организуем обсуждение. Как вы на это смотрите?

Идея Саймонса-младшего понравилась, и вскоре вся группа собралась после занятий в «старшей трапезной», а проще говоря, столовой для преподавателей — небольшом полуподвальном помещении, где в два ряда стояли длинные, человек на двадцать, столы. Один из них был заранее накрыт для чая, для чего с каждого из студентов было собрано по два с половиной шиллинга. Рядом стоял такой же, но не накрытый стол, за который все уселись. Саймонс и приглашенный лектор профессор Хони — специалист по Вьетнаму — заняли место во главе стола.

Среди докладчиков в «трапезной» бывали сотрудники Форейн оффис, госдепартамента США, известные специалисты по странам Юго-Восточной Азии… Однажды перед ними выступил английский разведчик Форд, в свое время арестованный в Тибете за шпионаж. Правда, на семинаре его представили как бывшего сержанта войск связи, который после окончания войны поступил на работу к далай-ламе. Форд вернулся в Англию незадолго до встречи со студентами школы, и в то время газеты еще продолжали много писать о нем, полностью отрицая его принадлежность к английской разведке. В конце беседы, когда все задавали вопросы докладчику, Лонсдейл тоже спросил: