Код Вавилона - Уве Шомбург

— Я не могу этого сделать! — Лавалье дрожал.

— Вы должны! — Марвин закричал на Лавалье, их лица были в сантиметре друг от друга.

— Я не могу убить человека! — Он упал на колени, закрыл лицо руками и заплакал. — Неужто вы на это способны? — Он в ужасе глянул вверх.

— Я? — Марвин засмеялся: — Лавалье, вы слишком мало знаете меня. Известно ли вам, как я пришел к Богу? Я был во Вьетнаме «туннельной крысой». Я ползал по узким подземным ходам, в которых окопался Вьетконг — и убивал. Либо я его, либо он меня. И тогда, Лавалье, да, тогда я пришел к Богу. Всякий раз, когда я полз по такому туннелю, я обещал Господу чтить его и бороться за него, если только выживу и вновь увижу белый свет. И Бог меня услышал! Я сдержу свое обещание!

Марвин подхватил всхлипывающего француза под мышки, поставил его на ноги и сунул в руку оружие.

— Покажите мне, как много значат для вас цели Преторианцев. Убейте их обоих!

— Я не могу!

Марвин вырвал из безвольной ладони Лавалье оружие и встал позади Криса и Понти.

— Смотрите сюда! Кого из них отправить на Божье попечение? Вот этого, который доставил нам столько неприятностей? Который убил наших людей, Божьих воинов? — Марвин прижал дуло «корта» к затылку Криса.

Крис ощутил холодное железо и содрогнулся. Кружочек дула вжался в напряженные затылочные мышцы прямо под черепной костью. Кровь моментально отхлынула от головы. Перед глазами заплясали черные точки.

Внезапно давление исчезло.

Марвин подступил к Понти и приставил оружие к его затылку:

— Или этого? Изменника, предавшего того, кого он был обязан защищать? И тоже убивал. Он собственного подчиненного убил. Чтобы обогатиться. Чтобы украсть. Он сам в этом сознался. Оба заслуживают смерти. Что написано в Бытии, глава девятая, стих шестой? Лавалье, что там написано?

Лавалье медлил, тяжело дыша.

— Что там написано? — крикнул Марвин.

— Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека: ибо человек создан по образу Божию.

Марвин повернулся к Лавалье:

— Так говорит Бог. Смотри же сюда.

Лавалье всхлипывал, слезы бежали у него по щекам.

София-Антиполис близ Канн

Вечер воскресенья

Джесмин не обманывалась на свой счет. Она была пленницей. Ее тюрьма находилась на третьем этаже клиники и состояла из палаты, которую она не имела права покинуть.

За дверью сидел охранник, который сердито рыкнул на нее, как только она высунула нос. Мобильник у нее отнял Салливан, а потом и стационарный телефон палаты отключили.

Вся группа прилетела в субботу вечером из Дрездена в Ниццу на самолете, принадлежащем фирме. Там их принял нервозный шеф службы безопасности научного центра Тайсэби в Софии-Антиполис. По трассе А8 они проехали несколько километров к западу и минут через десять достигли международного технопарка близ Канн. Городок располагался на холмистой местности у Вальбонна.

Уэйна Снайдера она с тех пор больше не видела. Дважды к ней приходил Салливан с доктором Дюфуром и Недом Бейкером. Они хотели знать все, что касалось костей и посещения Криса.

Профессиональные вопросы задавал Дюфур, который был и лечащим врачом Маттиаса. Его поведение сбивало ее с толку. Он ни словом не обмолвился о том, что они знакомы и что она была здесь пару дней назад. Причину этого она не могла найти, и чем дольше об этом думала, тем тревожнее ей становилось.

Джесмин открыла окно и вышла на тесный балкончик. Здания клиники полукругом обступал обширный газон с гравийными дорожками, деревьями и цветочными клумбами.

Подкравшаяся ночь безнадежно поглощала приглушенный свет фонарей вдоль дорожек. Не видно было ни души. Джесмин перегнулась через перила балкона.

Это было как в юности, когда она в бассейне впервые стояла на пятиметровой вышке. Сверху высота казалась как минимум вдвое больше, чем была на самом деле.

Джесмин охватила паника. О прыжке нечего было и думать. Но не могла же она сдаться просто так!

Она вернулась в комнату, связала вместе простыню и покрывало, а конец импровизированной веревки привязала к перилам балкона сбоку.

Осторожно перелезла через перила и нащупала ногами край балконного цоколя. Обеими руками ухватилась за скрученное жгутом покрывало, зажала его ступнями и скользнула вниз.

Она соскальзывала быстрее, чем рассчитывала. Простыня в каком-то месте порвалась, сухой треск расползающейся ткани заставил Джесмин посмотреть вниз. Секунду спустя ее ступни уперлись в перила балкона второго этажа. Она оттолкнулась и продолжила спуск. Поскольку ее импровизированная веревка оказалась коротковатой, последние два метра ей пришлось просто падать.

Приземлилась она на клумбу с желтыми и белыми цветами, вскочила на ноги и быстро прижалась к стене. Ее задачей было пробраться в главный корпус и оттуда попасть в отделение к Анне.

Она прошмыгнула вдоль стены в сторону главного корпуса. Как нарочно на последних метрах перед входом в одном из окон загорелся свет.

Подоконник был высоко, метрах в двух от земли, и окно стояло раскрытым. Наружу доносились голоса. Она прижалась к стене дома и старалась двигаться бесшумно, следя за тем, куда ступает.

Под самым окном Джесмин замерла. Она узнала голоса. Один — совершенно точно.

Внезапно квадрат света, падающий от окна, перекрыла тень.

* * *

У Зои Перселл болела спина. Все это время она сидела на деревянном стуле Дюфура, жестком и неудобном, и теперь встала у подоконника, опершись о него спиной. Она недовольно смотрела на Дюфура, чей костюм, казалось, был ему на размер велик. Он сидел у письменного стола рядом с Недом Бейкером.

— У мышей сильные тела молодых животных, а ведь им уже пора быть при смерти. Как это возможно?

— Этого мы не знаем, — Дюфур беспомощно пожал плечами.

Зоя Перселл холодно взирала на обоих ученых.

— Насколько я понимаю вашу профессию, вы имеете дело с точными данными и сведениями. Пока же ваши сведения таковы: мышам была впрыснута порция генов с этой доселе неведомой Y-хромосомы, после чего мыши мафусаилова возраста мутировали в сильных, молодых попрыгунчиков. Верно?

Нед Бейкер кивнул:

— Если верно то, что нам рассказали.

Зоя Перселл нетерпеливо отмахнулась:

— Но дальше все так, как быть не может. Ибо до сих пор наука исходила из того, что хоть некоторые клетки — печени, например, или кишечника — в течение жизни то и дело обновляются, но мускулы и соединительные ткани — никогда. Верно? Несмотря на это, мыши заменили свои старые, изношенные, съежившиеся и ослабевшие мускулы на мышцы молодых животных.