Правила одиночества - Самид Агаев

— Ты не думай, я могу сбегать.

— Не надо бегать, в шкафу, вон, достань, и рюмки там же.

— А ты тоже будешь?

— Конечно, у меня традиция: я как «откинусь», обязательно должен выпить.

— А что же до сих пор трезвый?

— Тебя ждал.

— Ну, тогда давай выпьем за то, чтобы твоя традиция ограничивалась только выпивкой.

После того как выпили, Сенин сказал:

— Я знаю, что ты, как всегда, откажешься, но я все-таки предлагаю пойти в баню.

Но Ислам отказываться не стал.

— В баню, говоришь? — задумчиво переспросил он. — А что, пожалуй! Я в бане давно не был — как цыган, с прошлого года… правда, душ я принимаю регулярно. Но сейчас это будет как нельзя кстати — надо смыть с себя тюремную грязь.

— Вот это по-нашему, по-бразильски, — обрадовался Сенин, — а то сидишь здесь, киснешь со своими мыслями. А ведь русская баня не только для тела хороша — она и душу возвышает. Поехали!

Выпили на дорожку еще по одной и отправились в баню.

— А что, — спросил Сенин, когда они оказались на улице, — опять, как лягушонки, в коробчонке поедем?

— Больно ты привередлив, как я посмотрю. Но я, когда выпью, езжу только на этой машине. Менты ее в упор не видят.

— И-ех, — выдохнул Сенин, залезая в «тальбо», — никак не удается мне на иномарке прокатиться!

— Как это не удается? А ты в чем сидишь, в «жигулях», по-твоему?

— Это неизвестной породы зверь, конек-горбунок какой-то. Ладно, поехали, — милостиво разрешил Сенин.

— Куда поедем, Сусанин? Командуй!

— В Рогачевские, там сейчас народу мало, и пар там отличный. Это на «Спортивной».

Несмотря на то что была середина буднего дня, свободная кабинка нашлась не сразу. Заняв наконец освободившееся место, Сенин пошел к банщику за простынями. Ислам стал раздеваться, аккуратно складывая вещи на лавку. В бане он бывал редко, все больше по случаю. После каждой такой помывки он давал себе слово, что будет делать это регулярно, но все равно не делал.

По периметру раздевального помещения были устроены кабинки, на манер железнодорожных купе, только что без дверей. У центральной колонны, подпиравшей потолок, стояли медицинские весы, на всех свободных стенах висели большие зеркала — для того, чтобы обнаженные мужчины могли произвести реальную оценку своих телес. Вернулся Сенин, держа в руках стопку простыней и два сушеных, сплющенных веника.

— Березы нет, — с сожалением заметил он, — дубовые взял, по большому счету, разницы нет. Там, правда, были еще хвойные, но это для садомазохистов, а мы, господин Караев, с вами — люди правильной ориентации. Пить будем? — спросил он, кивая.

Ислам посмотрел в указанную сторону. В противоположной кабинке сидели мужчины, обмотанные простынями, как римские сенаторы. Перед ними на столике, устланном газетой, стояла литровая бутылка водки в окружении бутылок поменьше, с пивом. Пили они из пластиковых стаканов, закусывая копченой скумбрией и хлебом. Ислам покачал головой.

— И то верно, — согласился Сенин, — что нам, выпить, что ли, негде? Ладно, пойдем, друг, в помывочную, смоем грехи наши.

Разоблачившись, друзья перешли в помывочную. У одной стены этого большого помещения в ряд стояли душевые кабинки, середина была заставлена каменными лежаками, в самом центре были расположены несколько кранов с горячей и холодной водой. У противоположной стены находился высокий водоем с холодной водой, предназначенный для контрастных ванн, и дверь, возле которой столпилось около полутора десятка голых мужчин.

— Это что за очередь? — спросил Ислам.

— В парилку, — коротко ответил Сенин.

— А что, там по очереди парятся?

— Да нет, просто любители парилку готовят, подметают, сушат, проветривают — чтоб по уму было.

Сенин разыскал две свободные шайки, сполоснул, наполнил горячей водой и сунул в них веники.

— Пусть мокнут, — сказал он, — главное — чтоб не сперли, пошли сполоснемся и — в парилку.

— А что, веники тоже воруют?

— Еще как!

Любители наконец открыли двери, и народ стал просачиваться внутрь.

— Пошли, пошли, — заторопил Сенин, — а то сейчас набьются, как сельдь в бочку, дышать будет нечем!

Четверть парилки занимала огромная беленая печь. Вслед за Сениным Ислам поднялся по ступенькам на деревянный помост и тут же присел от нестерпимо горячего воздуха. На деревянных лавках, где в ряд сидели сосредоточенные люди, свободных мест не было, поэтому он так и остался сидеть на корточках. Сенин, побравировав немного стоя, тоже присел рядом.

— Хорошо! — задушенным голосом произнес он.

Ислам, малодушно помышлявший о бегстве, не ответил.

— Может, еще поддать? — послышался чей-то маниакальный голос, но его никто не поддержал. Один из любителей поднялся и стал крутить над головой сложенной вдвое простыней, разгоняя сухой горячий воздух. Через некоторое время раздались первые робкие хлопки, тут же последовал суровый окрик: «Погоди, дай погреться». Но через некоторое время хлопки повторились, и вскоре все остервенело хлестали себя вениками. Атмосфера в парилке сразу стала влажной и тяжелой.

— Пошли окунемся в бассейн, — предложил Сенин, — как раз народ разбежится — придем похлестаемся.

Они покинули парилку. В помывочной Сенин поднялся по железной лестнице и с диким воплем кинулся в водоем. Ислам, недолго думая, проделал то же самое. Холодная вода обожгла тело, сердце бешено заколотилось, он окунулся несколько раз с головой и вылез. Сенин с вениками в руках уже стоял у входа в парилку.

— Может, посидим немного? — неуверенно предложил Ислам.

— Ни в коем случае! — отозвался Сенин. — Процедуру нарушать нельзя.

Ислам повиновался. Через десять минут они вышли из парилки, раскрасневшиеся, с приставшими к телу листочками. Обмылись под душем и поплелись в раздевалку.

— Ну как? — спросил Сенин, когда они сидели в кабинке, обмотавшись простынями.

Ислам кивнул — ощущения были неслабые: в висках стучали молоточки, а тело горело, словно ошпаренное.

— То-то же! Хандра прошла?

— Пожалуй, — улыбнулся Ислам; за последние полчаса он ни о чем не думал, хотя это было бы слишком просто.

Сенин сходил к банщику и вернулся с двумя бутылками «Жигулевского».

— Водки не пьем — хотя бы пивом разговеться, а то в горле совсем пересохло.

Он сцепил бутылки пробками, дернул и открыл одну из них, вторую откупорил кулаком, приложив горлышко к краю стола.

— Пиво после коньяка. Плохо не будет?

— Да выветрился уже коньяк твой, — махнул рукой Сенин и приложился ртом к бутылке.