Ода радости - Валерия Ефимовна Пустовая

что это просто стеб, и формуляры пришлось переписывать. В общем, я начала было глупо заминаться при знакомстве, но царицынский мальчик меня вовремя образумил.

Дело в том, что у нас был мяч, а у того мальчика не было. Зато он умел ходить, и его мама так и спросила: вы уже ходите? Нет, зато у нас мяч, а я из детского сада помню, что обладателю мяча, пачки фломастеров или, скажем, мыши, у которой еще осталось ухо, чтобы отгрызть, легко завоевать внимание сверстников. Однажды я тоже стала популярной личностью всего с четырьмя фломиками, у которых мы с подружкой поменяли местами цветные колпачки. Так что у всех, кто одалживался, небо рисовалось зеленым, а трава синевела. В ответ на общее возмущение я предложила каждый раз спрашивать меня, что это за цвет, – поменять колпачки обратно мне и в голову не пришло. Тут же я была отвергнута непостоянными своими почитателями – ради двенадцати фломастеров девочки побогаче. История была бы однолинейной, как условное небо на детском рисунке, если не вспомнить, что две близняшки победней, из тех, кто всегда в отстающих, остались мне верны. Сообразили, что со мной на троих они прочнее завладеют четырьмя фломастерами, чем там, в толпе, дождутся одного из дюжины.

Так вот, тот мальчик на лугу наш мяч пинал, а потом хватал и протягивал Самсону, а я брала руки Самса в свои, и так, в четыре руки, мы заполучали наш ресурс лидерства обратно. Если же я не хваталась за ребенка в светском рвении, Самс спокойно уползал от мяча прочь по мелкой траве. Игры не получалось, зато мы с той мамой сошлись на шутке, что взрастили славную смену к чемпионату мира по футболу, и наконец решили представить игроков. «Самсончик», – сказала я и ощутила, что недобрала от собеседницы реакции. «А вас, говорю, Артем?» – почему-то мне показалось, та мама назвала мальчика Темой. «Что вы, – зачем-то сказала та, – он Ираэль». Тут уж пришел мой черед перебрать с реакцией и даже предположить, не одного ли происхождения у нас с Ираэлем имена? «Нет, имя иранское, – с достоинством уточнила та мама, а потом заземлила легенду: – Да муж, – сказала, – хотел что-то на “И”». «О! Как у породистых собак?» – хорошо, что у меня хватило ума не задать этот вопрос.

Социализация мамы начинается куда раньше, чем первые знакомства малыша. Я хотела рассказать, как взбудоражил меня наш первый выход на детскую площадку с модным мягким покрытием, качелями в виде огромного ситечка, горкой винтом и тремя туалетами, ни один из которых не работает, но вспомнила, что первой нашей игровой площадкой стало серое здание с тремя филиалами в разных районах. На главном высились от поворота видные зеленые конусы декоративных башенок.

«Какая странная женщина, – неприязненно подумала я, впервые вступив под своды серого замка, – пришла на работу в пижаме да еще и тапочки нацепила пушистые, будто дома». Понять мою ошибку легко: пижама была с принтом из плюшевых мишек, а что здесь носят еще и заек, я узнаю потом. УЗИ-специалисты первыми расположили меня к детской поликлинике. Одна, например, – уже без мишек, просто в розовом, – сурово меня поприветствовала и, склонившись над новорожденным со сканером, вдруг расплылась во французском междометии: «Ну? А Гю!» Следующему волшебному слову научили меня офтальмолог с медсестрой: в темной-темной комнате одна светила, будто водила свечой, другая щелкала пальцами по кругу, как ведьма, и обе по очереди заклинали ребенка: «бр-р-р-р-рь».

Детская поликлиника – первый выход новорожденной мамаши в свет: публичное событие, ставящее на паузу штормящую дома рутину. Перед первым выходом с грудничком в поликлинику я начала было даже мечтать: ну вот, а когда Самс зайдет в кабинет, я, пожалуй, примусь за… – Тут я, сообразив, что несу, принялась над собой хохотать. И все же выезды на ежемесячные осмотры и массаж оставили по себе курортную память. Не говоря уже о единичном нашем странствии к дерматологу, которого не оказалось ни в одном из трех филиалов, за ним мы отправились на трех автобусах – пока ехали, я успела накатать в телефоне заключительную часть предисловия к книге Данихнова, – и забрались в глубину Бирюлева, на конечную остановку между почтой и супермаркетом, к жилому дому на крутой возвышенности, на первом этаже которого разливали пиво и принимали врачи.

Молодая массажистка хвалила меня за то, что ношу юбку, а я думала, ну а куда мне ее еще надевать? Была ранняя теплая осень, я покупала йогурт, банан и пачку сладкого и шла наслаждаться в ближайший к поликлинике парк с читалкой, до которой никогда не доходили руки, потому что первым делом я набрасывалась на банан и печенье с вафлями, а вторым – просыпался и сигналил о конце обеденного перерыва Самсон.

Я обожала коридоры поликлиники и не велась, когда меня настойчиво приглашали пройти для грудного вскармливания после массажа вниз, в специальную комнату. В спецкомнате два узких кресла с деревянными подлокотниками, духота и окно на забор, шаткая ширма и прочная тишина. А в коридоре, о, мягчайшие черные кресла с ручками-подушками и жизнь бьет ключом, толкается и лезет в две видавшие виды качалочки и машину на ножном моторе. И даже в самом жалком из филиалов, где работает, впрочем, лучший хирург, никогда не гаснет панель с мультфильмом про Машу и медведя.

В коридоре – папы: один, дожидаясь с оздоравливающего массажа грудную дочку в сопровождении жены и тещи, прикладывается к чипсам с колой, другой – толстый увалень под потолок – семенит за резвой красоткой, приговаривая: «Ты моя танцуля», и громко, на весь этаж, в притворном воспитательном порыве, объявляет о каждой ее шалости, третий с молчаливым достоинством держит во рту соску малыша обратной стороной – этого папу я встречу в гардеробе через час и смогу лично убедиться, что соску он пронес до конца.

В коридоре – мамы, с характерной этой неспешной походкой довольной коровы, которая, кажется, происходит оттого, что все мечты этой женщины сбылись и ей просто некуда бежать от наступившей полноты жизни, но на деле просто следствие со стажем приходящего понимания, что, сколько ни бегай за этим вот, который только что попросил свою бутылочку, а потом рванул до окна, все равно догонишь, только когда он, не выпуская бутылочки, как мужик в анекдотах, уляжется поперек коридора на затоптанный пол. Но тогда уже какой смысл торопиться?

В загоне для колясок мама не сдается: брезгливо оттирает от случайного пятна коляску завидно сливочного цвета, выговаривая дочери: «Вот какой у нас папа, да? Вовремя