Асы немецкой авиации - Йоганн Мюллер

Пленный сказал, что в лагере находится около ста летчиков и эсэсовцы собираются их расстрелять. Траутлофт подошел ближе и заговорил с ним, потом подошли еще трое пленных, однако они не говорили по-немецки. Один из караульных закричал на пленных и, угрожая винтовкой, приказал им отойти. Это был экипаж бомбардировщика. Пленный сказал, что их сбили, а потом они были схвачены людьми под руководством эсэсовцев.

Траутлофт записал кое-какую информацию, но потом летчик указал на высокие трубы и сказал, что там убивают людей. Траутлофт захотел переговорить с комендантом лагеря. Подошел офицер, и Траутлофт спросил его об американцах, и вообще, что тут происходит? Комендант ответил, что они преступники, а не военнопленные. Он добавил, что в крематории сжигают умерших, поэтому болезни не являются проблемой. В этом имелись свои резоны, но американец сказал, что они убивают пленных, а затем сжигают, и что большинство пленных это евреи.

Обычно экипажи союзных бомбардировщиков называли Terrorflieger, или летчики-террористы, Траутлофт сказал, что он процитировал Женевскую конвенцию и добавил, что все летчики принадлежат люфтваффе. Эсэсовский офицер ответил, что ничего об этом не знает. Траутлофт заставил пропустить себя, и они пошли в кабинет коменданта. Там он взял телефон и позвонил Галланду, рассказав о том, что обнаружил. Галланд приказал ему немедленно убираться оттуда и поскорее возвращаться в Берлин, но записать имена и звания пленных. Мы кое-что слышали о том, что делают с вражескими летчиками, если они попадают в руки гражданских. Ничего хорошего. Но здесь было нечто иное.

Траутлофт сказал коменданту, что он еще вернутся и надеется, что с этими пленными ничего не произойдет, или гауптштурмфюреру не поздоровится. Я не помню точно его слов, но это заставило нас усмехнуться. На следующий день Траутлофт вместе с Галландом отправился к фельдмаршалу Мильху рассказать о том, что обнаружил Траутлофт. Галланд сказал, что хотел бы перевести этих людей в лагерь люфтваффе. Мильх ответил, что может лишь позвонить и подождать, что получится.

Траутлофт сказал нам, что отправил одного из офицеров проследить за переводом, и ему сообщили по телефону, что пленные, общим числом около ста человек, отправлены в нужный лагерь, хотя он не запомнил, в какой именно. Траутлофт добавил, что позвонил в лагерь и убедился, что пленные прибыли туда. Мильх сдержал свое обещание. Они обсудили, что произойдет с немецкими летчиками во вражеских лагерях, если обо всем этом станет известно. Оставалось лишь надеяться на гуманность противника.

Теперь мы знали, что творят в лагерях СС и гестапо, и это было ужасно. Это позорило всех честных немцев, которые сражались за свою родину.

Но был еще один сложный момент, когда Галланд перешел к цели нашего сегодняшнего собрания. Он намеревался добиться отстранения Геринга от командования люфтваффе. В комнате воцарилась тишина. Он сказал: «У нас есть выбор, фон Шлейх или фон Грайм. Мы все знаем их. Они хорошие немцы и ненавидят партию. Они недовольны Герингом и Гитлером. Ну, и кого мы выберем?»

После этого Лютцов спросил: «А почему бы нам просто не пристрелить ублюдка? Что, Гитлер съест нас? Это будет самым лучшим выходом». А сейчас нужно напомнить, что это происходило через четыре месяца после покушения Штауффенберга на Гитлера. Я промолчал, так как не знал, что обо всем этом думать. Эсэсовцы продолжали аресты и бросали людей в лагеря или расстреливали их, особенно семьи тех, кого подозревали в участии в заговоре.

Я сказал Фальку об этом, так как Штауффенберг приходился двоюродным братом его жене. Он занервничал. Одно дело было спорить с Герингом о чем-либо, и совсем другое – прямо выступить против него. Это грозило расстрелом. Нойман предложил Шлейха, но Галланд отказался, так как предпочитал фон Грайма. Оба были антинацистами и не скрывали этого, хотя Шлейх гораздо меньше занимался политикой, чем фон Грайм. Грайм хорошо в ней разбирался, что было серьезным плюсом, по крайней мере Галланд так думал. Гитлер хорошо относился к обоим, что также было важно. Хорошо, мы приступили к голосованию, и прошел фон Грайм.

В декабре я получил приказ отправиться в Ахмер, где находилось «Коммандо Новотны», переименованное в JG-7. Я был назначен временным командиром эскадры. Это продолжалось всего месяц, а затем прибыл Тео Вейссенбергер из JG-5. У нас собралось много отличных летчиков: Вальтер Шук, Генрих Эрлер и Тео Вейссенбергер с «Северного полюса», как мы называли JG-5 «Айсмеер», Эрих Рудорффер, Георг-Петер Эдер, который был отличным охотником за бомбардировщиками, Руди Зиннер, Гейнц Бэр, Йоханнес Науман, Эрих Хохаген, Герман Бухнер, Вольфганг Шпате, Карл Шноррер, Рудольф Радемахер и другие.

Это были агрессивные и талантливые парни, большинство были летчиками-истребителями в высоких званиях и с множеством побед и высоких наград. Галланд попытался заманить к нам Хартмана, но тот решил остаться в доброй старой JG-52. Потом Галланд попытался заманить его в JV-44, однако Хартман снова отказался. Я уважал его решение, которое потом дорого ему обошлось. Мне тоже досталось, но я принял случившееся.

В декабре 1944 года после смерти Новотны я принял командование JG-7, после чего реактивные истребители были разбросаны по разным группам. Мы едва успели похоронить Новотны, как командиров эскадр вызвали к Герингу. Все это затеял Галланд, как генерал истребителей, который намеревался собрать самых авторитетных командиров, имевших высшие награды, чтобы показать наше единство в щекотливом вопросе. Там присутствовали несколько старших командиров: Нойман, я сам, Рёдель, Траутлофт, Лютцов и другие – в основном те, кто сражался с американскими бомбардировщиками и истребителями.

Галланд собирался убедить Геринга в некоторых деталях. Первое: требовались реактивные истребители, а не бомбардировщики, так как мы сражались с американскими бомбардировщиками, а блицкриг остался в далеком прошлом. Второе: сокращать время подготовки истребителей – это самоубийство, Галланд оставил вопрос их участия в боях на усмотрение командиров эскадр.

Командиры имели право отправить в бой зеленого мальчишку, но большинство предпочитали не делать этого, пока тот не наберет часы налета. Это обозлило Геринга. Он хотел иметь как можно больше летчиков, не обращая внимания на качество подготовки. Третье: Галланд хотел добиться прекращения производства Ме-109. Нужно было строить FW-190D, но основные усилия сосредоточить на производстве Ме-262. Четвертое: не позволять СС лезть в наши дела, так как они шныряли вокруг и цеплялись к Галланду. К нему даже приставили телохранителя, как я помню.

На совещании присутствовали и бомбардировщики: Пельц, Баумбах, Хайо Херман, который в прошлом году создал систему «Вильде Зау». Он активно нас поддерживал. Как обычно, Геринг пытался определить ход совещания. Он начал говорить, перечисляя наши провалы, обвиняя нас во вражеских бомбежках, называл пилотов трусами, недостойными своих званий и орденов. Галланд высказал несколько своих замечаний, но на это Геринг ответил, что все это слова Гитлера. Тогда Галланд поднялся и прямо заявил, что Геринг врет. Он сам разговаривал с Гитлером несколько дней назад, и что фюрер говорил ему прямо противоположное.