Красавица в черном - Николь Берд

Марианна и сама хотела поиграть в эту игру, несмотря на то что только-только начинала постигать ее правила. Она коснулась его груди, поцеловала твердые как камень мускулы, осторожно дотронулась языком до плоских сосков и с радостью услышала, как он втянул в себя воздух, хотя его пальцы все это время продолжали поглаживать ее сокровенные места. Она провела рукой по его животу, обхватила сокровенный источник огромного наслаждения – твердый и бархатистый – и смело его погладила. Он замер. А потом из горла Джона вырвался глухой стон.

Марианна едва не засмеялась от радости, поняв, что тоже может доставить наслаждение! Несколько долгих минут они ласкали друг друга, а потом она выговорила, задыхаясь:

– Пожалуйста, Джон, опять, пожалуйста…

Он притянул ее к себе, и Марианна расположилась на нем, удивляясь и радуясь новой позиции и новым ощущениям. Желание переполнило ее до такой степени, что это их новое соединение принесло ей неизведанное наслаждение. На этот раз он двигался с большей осторожностью, но каждое его движение дарило восторг, будто сверкающий вихрь окружил ее со всех сторон. Она стала его частицей и читала в его глазах отражение своих собственных эмоций. Охватившая их радость раскрывалась, словно бутон розы на утреннем солнце. И они без раздумий погружались в ее глубину и тайну. Но самая большая неожиданность ждала впереди. Марианна парила и кружилась, словно пылинка в золотом солнечном луче. И вот они наконец достигли самой сердцевины, самой глубинной точки упоительной радости.

На этот раз она взлетела вместе с ним, и ее душа наполнилась благоговейным трепетом. Она почувствовала, как он содрогнулся, как ее собственное тело изогнулось в его объятиях. Он поцеловал ее, потом еще раз, и они замерли в неподвижности.

Ее голова покоилась на его груди. Говорить она не могла от изумления и только чувствовала, как его грудь вздымается и опускается.

Она даже и не догадывалась, что нечто подобное возможно. Сейчас Марианна испытывала блаженную усталость, глубокое удовлетворение, восхитительную томность. Она могла лежать так в его объятиях целую вечность.

Но нет, ведь тогда они не смогут повторить все это снова, а она была намерена повторять! Именно с этим мужчиной. И много-много раз. До конца, самого конца жизни.

Джон поднес к губам ее руку и поцеловал с нежностью, которую его скрытая сила делала еще более восхитительной.

– Мне кажется, что я родился заново, – произнес он. – Если я смогу сделать тебя счастливой, если нам так хорошо вместе, значит, я в конце концов не такое уж чудовище, чего всегда очень боялся.

Его глаза так сияли, что сердце Марианны взлетело ввысь.

– Никогда! – воскликнула она. – Никогда ты не был чудовищем. Ты принадлежишь свету, а не тьме.

Эта вновь обретенная радость потрясла Джона до глубины души. Он только крепче обнял Марианну, и они лежали, тесно прижавшись друг к другу. И не имело никакого значения, что пружины кушетки больно врезались в спину, что разболелась потревоженная раненая рука. Он получил самый изумительный приз, на который не смел даже и рассчитывать.

Но не успел Джон погрузиться в легкое забытье, как с пронзительной болью вспомнил, что утром она должна уехать…

На следующее утро, еще не успев окончательно проснуться, Марианна поймала себя на том, что улыбается. Откуда это непривычное ощущение радости? Она потянулась, и давно забытые ощущения приятной болезненности напомнили ей о прошлой ночи. Воспоминания ее окрылили, но радость быстро сменилась острым чувством вины.

Как она сможет теперь смотреть в лицо Луизе, если все-таки у той есть чувства к маркизу?

И кроме того, им предстояло уехать.

Эта мысль была особенно невыносима. Марианна резко села на кровати. Судя по тому, что свет за окнами был мутно-серый, солнце только собиралось всходить. Но она знала, что уже не заснет. Вздохнув, Марианна позвонила горничной и пошла к туалетному столику, собираясь умыться прохладной водой из кувшина.

Некоторое время спустя, после того как Марианна выпила чаю, съела бутерброд, оделась, а Хакетт заколола ей волосы в обычный узел, она спросила служанку, стараясь не выдать своего волнения:

– Мисс Луиза еще не вставала?

– Насколько мне известно, нет, мэм, – отвечала та. – Ее горничная Ева лежит в постели с зубной болью, и мисс Луиза не вызывала никакую другую служанку, чтобы одеться.

Марианна кивнула. «Хорошо, но надо покончить с этим как можно быстрее».

Вот они отправятся в путь, и в подходящий момент она заведет с племянницей душевный разговор. Исполнившись решимости, она подошла к Луизиной двери и постучала.

Не услышав ответа, постучала снова. И снова молчание. Неужели девочка спит так крепко? Марианна взялась за дверную ручку, повернула ее и, приоткрыв дверь, с изумлением увидела, что постель пуста! Может быть, Луиза в туалетной? Но быстрый осмотр комнат показал Марианне, что в них нет ни души. Куда же подевалась Луиза?

И тут она увидела на каминной полке сложенные листки бумаги. Она быстро схватила их и прочла сверху свое имя. Сердце ее на секунду остановилось.

«Господи! – Марианна похолодела. – Неужто Луиза узнала каким-то непонятным образом о прошлой ночи?»

– Хакетт! – крикнула она, уже не скрывая тревоги. Горничная заглянула в дверь, и Марианна поспешно произнесла: – Позовите сюда скорее лорда Гиллингема!

Служанка исчезла, а Марианна, глубоко вздохнув, начала читать.

«Дорогая тетушка Марианна! – так начиналось письмо, написанное неровным почерком, выдававшим волнение Луизы. – Надеюсь, что вы не возненавидите меня. Я очень старалась, честное слово. И я очень уважаю лорда Гиллингема, но выйти за него замуж не могу. Он весьма достойный и добрый человек. И я ценю все, что он сделал, чтобы меня защитить, но не хочу расстраивать его, не хочу оказывать ему неуважения. Дело в том, что я поняла: не могу чувствовать к нему того, что надеялась почувствовать.

Я знаю, что поступила очень дурно, согласившись сначала на его предложение. А теперь вот отказываю ему. Стать его женой я не могу, а как сказать об этом, не знаю. И я ни за что не хочу сейчас ехать во Францию! Я возвращаюсь в Лондон, а оттуда в Бат, чтобы поговорить с дядей и все ему объяснить. В письме это сделать так трудно. Пожалуйста, простите меня и скажите лорду Гиллингему, что я искренне жалею, если причинила ему боль».

Последние слова были смазаны в спешке или в связи с сильным волнением. Рука девушки явно дрожала. Конец разобрать было вообще трудно, можно было прочесть только «не волнуйтесь» и «все к лучшему».

Марианна почувствовала, как у нее засосало под ложечкой. Ее племянница одна пустилась в путешествие, подвергая себя смертельной опасности, потому что не осмелилась объясниться с ними начистоту. Марианна не знала, чего ей хочется больше – обнять племянницу или как следует отшлепать! Раздался стук, и в дверь заглянул Джон.