Красавица в черном - Николь Берд

1817 год

Маркиз Гиллингем путешествовал ночью.

По общему мнению, это был человек, чье лицо заставляло малышей заходиться плачем. Он чувствовал себя много комфортнее в темноте, громыхая по проселочным дорогам под луной в своем мрачном черном экипаже с выцветшим гербом на дверце.

Многие считали, что маркизу просто неловко под любопытными взглядами, которые притягивала его ущербная внешность. Но некоторые возражали, считая, что он лишен какой бы то ни было суетности. Они подозревали, что им движут более темные мотивы.

Каждый раз выдвигались новые версии, все более жуткие, по поводу того, почему этот человек предпочитал дневному свету покров ночи. Болтали и о тайном поклонении сатане, и о лепешках, замешенных на крови девственниц. Викарий местной церкви читал длиннейшие проповеди о вреде суеверия и досужих пересудов, но даже слова, произнесенные с церковного амвона, увы, не в силах были остановить любителей почесать языки. Даже напротив, косвенным образом подзадоривали их. Поскольку маркиз никогда не уезжал далеко и навещал главным образом свое обширное поместье в Кенте, проверяя, исправно ли платят арендаторы, шепот за спиной его не сильно беспокоил. Но непослушных ребятишек в его владениях то и дело пугали его именем.

– Если только будешь трясти так корзинкой, Джемми, то побьешь все яйца, и тогда я, ей-ей, отдам тебя Черному Чудовищу Гиллингему!

Напуганный ребенок сразу же умолкал и испуганно крестился. Или нащупывал спрятанный под ветхой рубашкой образок и с завидным прилежанием брался за домашнюю работу.

Обычно маркиз, скрывая поврежденное оспой лицо темнотой ночи, редко удалялся далеко от дома, большого и мрачного, запущенного малочисленными слугами.

Но нынешней весной по окрестностям прокатилась удивительная весть, которую передавали друг другу шепотом, выпучивая глаза.

– А маркиз-то наш собрался в Лондон!

– Чудовище отправилось на поиски невесты!

– Говорят, он настоящий урод, – самоуверенно заявила Луиза Крукшенк, надкусывая спелый персик. Сок закапал ей на белоснежный подбородок, и она вытерла его, тряхнув золотистыми локонами.

Марианна Хьюз отметила, что другая девушка на месте Луизы выглядела бы при этом настоящей замарашкой, но Луиза даже с нечесаными волосами и испачканным подбородком умудрялась оставаться хорошенькой. Недаром здесь, в Бате, ее прозвали Куколкой Крукшенк, но это-то и было ее самым большим несчастьем.

– Тогда скажи на милость, зачем тебе это знакомство? – спросила Луизу с присущей ей мнительностью Каролина Хьюз Крукшенк, жена ее родного дяди. – Эван, положи камень, не вздумай бросать его в сестру.

Однако мальчик все же успел сделать бросок, но промахнулся. Камешек лишь задел темно-серые юбки гостьи. Силенок у мальчугана было маловато, и камень упал на землю, не причинив никому вреда. Марианна с улыбкой убрала ноги с дороги младшего карапуза. Он толкал деревянную тележку, запряженную двумя деревянными лошадками, как ни в чем не бывало. Марианна любила свою золовку и ее детей, но все же отпрыски Каролины были малость непредсказуемы.

Погода была чудесная. Дети бегали взад-вперед по посыпанным гравием дорожкам, а взрослые сидели на лужайке в розовом саду и пили чай.

– Конечно же, потому, что Лукас Инглвуд ее бросил. – И одиннадцатилетняя Кара Крукшенк потянулась за очередной булочкой.

– Он и не думал меня бросать! – огрызнулась Луиза. – Я тебя за уши выдеру, если ты еще хоть раз повторишь эту клевету.

– Он так и не сделал тебе предложения, а ты ждала, что сделает, – гнула свое Кара, не обращая внимания на энергичные знаки, которые ей делала мать. И все же девочка решила, что лучше спрятаться за материнский стул, и уже оттуда она победоносно улыбнулась своей старшей кузине.

– Держись как взрослая, Луиза, – прошептала Марианна, когда Луиза вскочила на ноги, собираясь привести свою угрозу в действие. – Тебе уже не двенадцать, а скоро будет двадцать один.

Луиза села на место, но ее деликатные кукольные черты исказила сердитая гримаса.

– Мне нет никакого дела до сэра Лукаса! Он еще сущий ребенок.

– Он тебя на два года старше, – пробормотала Кара, но на этот раз, к счастью, кузина ее не расслышала.

– Я бы хотела встретить кого-то более зрелого. И вообще зачем мне простой баронет, когда я могу получить мужчину, чей титул уступает только герцогскому? Может быть, я хочу стать маркизой? И еще мне говорили, что он сказочно богат.

– Ты и сама не бедная. Ведь тебе придется все время смотреть на его ужасное лицо, – возразила младшая кузина.

– Кара, не будь злой, – упрекнула ее мать. – Ты же слышала, как викарий говорил, что главное в человеке – это его внутренняя красота.

Марианна подумала, что викарию нет никакой нужды созерцать за утренним чаем уродливое лицо. Она как-то видела его пухленькую миловидную жену, розовощекую и улыбчивую. Но тут же Марианна обругала себя за то, что думает почти так же, как и Кара. Девочке в юном возрасте это, может быть, и простительно, но ей – нет.

Покончив с нотацией, Каролина добавила:

– Дети, раз вы допили чай, вам лучше вернуться в детскую. Я еще загляну к вам перед тем, как пойду переодеваться к обеду.

Кара надулась, побрела к дому, но старший из мальчиков проявил упрямство.

– Я хотел еще сыграть в кегли с тетей Марианной, – заныл Эван, набирая полные пригоршни гравия. Увидев, что мать заколебалась, Марианна сказала:

– Мы с тобой непременно сыграем, только позже.

К счастью, гувернантка мисс Суини, с избытком обладавшая твердостью, которой не всегда хватало любящей матери, резко произнесла:

– Мы немедленно уходим. Бросьте эти камни, мистер Эван!

И погнала детей к дому. Уход, впрочем, был вполне мирным: Эван только разок ущипнул старшую сестрицу, которая тут же энергично отпихнула его. Но тут Луиза сказала так, чтобы дети смогли ее расслышать:

– Наконец-то, а то от малышни всегда столько шуму.

– Я не малыш! – издал Эван яростный вопль, а младший брат Томас поддержал его во всю силу легких:

– Я тоже не малыш!

Каролина страдальчески сморщилась.

– Ради Бога, Луиза, не задирай их.

Дети с возмущенными возгласами скрылись в доме, вслед за ними вошла прямая как палка мисс Суини. Воцарилась минутная тишина. Где-то на краю лужайки щебетала птичка, над розовым кустом жужжала пчела. Невозмутимый слуга принес на серебряном подносе свежие меренги. Луиза с самым невинным выражением выбрала одну, с виноградинкой. После «крайнего простодушия» это было второе ее излюбленное выражение лица. Отметив это, Марианна едва не захихикала.