Однажды на краю времени - Майкл Суэнвик

Я бы не остановил его, если бы мог. Беги, парень, беги. Какое тебе дело до того, что станется со мной? Двадцать лет славы у твоих ног. Сон уже блекнет в памяти.

Выбегая за дверь, ты чувствуешь дуновение речного ветра.

Твое сердце поет.

Момент растаял. Меня оставили и больше обо мне не вспомнили.

Только сейчас я могу признать это. Все то время, пока я говорил, меня преследовал призрак, имя которому – надежда. Я так долго не вырывался за пределы этого древнего видения, что еще существовал шанс на то, что я вовсе не свое старшее «я», но тот, кому суждено стряхнуть сомнения и выскочить за дверь. В самой глубине своего сознания я все еще молод. Дракон не убит, дорога не развернулась передо мной, эльфы живы, впереди ждут приключения, магия еще не исчезла из мира.

А теперь… что теперь?..

Я дома.

Поезд, идущий в Ад, не делает остановок в Нью-Джерси. Он отходит в полночь от центрального вокзала Нью-Йорка и, поначалу неторопливо, но все быстрее набирая ход, пробегает по туннелю под Гудзоном. А минуя нефтеперерабатывающие заводы, он уже мчится со скоростью пушечного ядра. Нас уже ничто не остановит. Нас уже никто не остановит. И если кому-то придет в голову встать у нас на пути в надежде, что старина Козлоног рванет на себя рычаг тормоза, что ж… простите за цинизм, но бедняга встретит наш поезд в самом прямом смысле.

Окрашенный в черный и серебристый цвета локомотив не останавливается и не сбавляет скорости с той секунды, как отходит от станции. И мчится, пока не прибудет в пункт назначения. Как только состав тронулся, с него уже не сойти. Исключений ни для кого не делается.

Потому-то, когда той ночью поезд все же остановился, я сразу понял, что мы угодили в серьезную передрягу.

Мы мчались через Пайн-Барренс в облаке дыма, копоти и искр, когда я услышал визг аэродинамических тормозов. Поезд начал сбавлять скорость. Я как раз собирался открыть коробочку с обедом, но, услышав этот звук, сразу же схватил свою фуражку, перевернул табличку на «Закрыто» и побежал посмотреть, что же такое случилось.

Обреченные безвольно поникли на своих скамьях. Одни опустошенно смотрели в пространство прямо перед собой. Иные безучастно глядели в окно или же пялились на собственное блеклое отражение в стекле. Наши пассажиры всегда чувствуют себя немного подавленно в начале поездки.

– Проводник! – окликнул меня кто-то из обреченных. Это была худенькая, низкорослая белая женщина с озабоченным выражением на тонком личике. – Здесь так душно… Можно, я хоть чуточку приоткрою окно?

Я вежливо улыбнулся, посмотрел прямо в ее огромные умоляющие глаза и ответил:

– Да на здоровье, милая. Сейчас вы точно можете делать все, что душе угодно. Теперь уже никакой разницы.

Она дернулась, словно от пощечины.

Но я подошел, щелкнул запорами окна и приоткрыл его на пару дюймов.

– Боюсь, сильнее нельзя. Отдельным потерянным душам может взбрести в голову… ну, вы понимаете? – Я понизил свой голос до доверительного шепота.

Женщина робко кивнула.

Я снял с верхней полки подушку и взбил ее для своей пассажирки.

– Дайте-ка подложу это вам под голову. Вот так! Разве не удобнее? А теперь отдыхайте. Через несколько минут откроется кухня, и я принесу вам меню. У нас отличный выбор сэндвичей и прохладительных напитков. Надеюсь, вы получите удовольствие от поездки.

Говоря все это, я просто умирал от любопытства. Судя по виду за окном за спиной пожилой дамы, мы сделали остановку на небольшой прогалине посреди соснового леса. До ближайшего города оставалось еще несколько миль. Ночную тьму разгоняли разве что луна да тусклый зеленоватый свет, лившийся из окон поезда. В полумраке мне удалось различить с полдюжины размытых фигур. Они тащили на цепях какой-то непонятный, длинный ящик. Кто-то – по всей видимости, не кто иной, как Билли Бонс, – высунулся из служебного вагона и помахал им фонарем.

Обреченные безразлично смотрели в окна. Скорее всего, им казалось, что мы остановились подобрать новых пассажиров. И только мы понимали, что такого не бывает.

И все же работа превыше всего. Я еще немножко похлопотал вокруг своей хрупкой пассажирки, и к тому времени, как я ушел, она даже улыбнулась. Да, улыбка была напряженной, но все же была.

Люди часто дурачат сами себя верой во всякую чепуху.

Освободившись, я поспешил прямиком к грузовому вагону. Меня не оставляло дурное предчувствие, и я рассчитывал получить ответы у Билли Бонса. Но на моем пути возникло препятствие в виде двери. Я попытался отодвинуть ее в сторону, да только она не поддалась. Тогда я налег на нее обеими руками и приложил силу. Результат был тот же.

Кто-то запер ее с другой стороны.

– Мистер Бонс! – постучался я в дверь.

Вначале все было тихо, но затем заслонка смотрового оконца сдвинулась в сторону, и в проеме возникло мертвенно-бледное лицо Билли Бонса. Кожа обтягивала его кости так туго, что сквозь нее просвечивал череп. На меня уставились влажно поблескивающие крысиные глазки.

– Что надо?

– Может, объяснишь, какого хре… почему мы остановились? – За окном неровными темными рядами выстроились сосны. До меня доносился их аромат. При желании я мог бы выпрыгнуть из вагона и затеряться в этом лесу. – Что за чертовщину нам только что загрузили?

Билли Бонс посмотрел мне прямо в глаза:

– Мы не принимали никакого груза.

– Слышь, ты, не выводи меня из себя, – сказал я. – Отпирай давай и…

Заслонка с лязгом захлопнулась прямо перед моим носом.

Я моргнул.

– Ладно! – воскликнул я. – Можешь считать, что последнее слово осталось за тобой, мистер Билли Бонс, вот только смею заверить – ты сильно заблуждаешься!

Я вовсе не ощущал в себе той убежденности, с какой говорил. Билли Бонс был прожженным пройдохой до мозга костей. Он принадлежал к тому типу людей, кто сделает тебе скидку в четвертак, но попутно обсчитает на доллар. Еще никому не удавалось перехитрить его. И никому не удавалось получить от него то, с чем он не желал расстаться. А исходя из собственного опыта, я знал, что если он о чем-то не хочет рассказывать, то из него и слова не вытянешь.

Пришлось бежать в голову состава, разыскивать Сахарка. Тем временем начала напоминать о себе застарелая язва желудка.

– Дидди-Ва-Дидди! – кричал Сахарок. Он резво рассекал по вагону, пощелкивая компостером. – Дидди-Ва-Дидди, Джинни-Гэлл, ЗАПАДНЫЙ Ад, Ад и БелутаХАТЧИ! Приготовьте билетики!

Я тихонько махнул ему рукой. Но тут тучный джентльмен в полосатом костюме дернул его за рукав, а затем разразился длинной гневной тирадой, касавшейся его билета, так что мне пришлось постоять в сторонке и подождать. Сахарок некоторое время делал вид, будто внимательно выслушивает пассажира, но затем навис над ним подобно лиловой грозовой туче. Мужчина сразу же съежился. Роста Сахарку не занимать, и он умеет внушать ужас каждым дюймом своего тела.