Пора предательства - Дэвид Кек

Ламорик опустил копье, ведя отряд в стремительную атаку в пространство за стенами, где ждали ударные силы врага: двести закованных в сталь воинов. Дьюранд успел еще раз вздохнуть поглубже — и тут Бейден издал пронзительный боевой клич.

— Постойте! — закричал Конзар.

С таким же успехом он мог бы пытаться остановить летящую стрелу. Люди Ламорика уже ворвались в ряды ирлакцев, притаившихся между обрушенными стенами.

Ирлакцы оказались пойманными в собственную же ловушку. Бежать было некуда. На скорчившихся в засаде людей обрушились удары копыт и копий. Обезумевшие кони сбрасывали седоков. Другие носились, не разбирая дороги в людской толпе, втиснутой в крошечное пространство.

Дьюранд краем глаза видел, как Ламорик врывается в самую гущу сечи — уже пеший, стремительный и неотвратимый, как стальной снаряд. И в ту же секунду копье Дьюранда ударилось обо что-то твердое с такой силой, что юноше чуть не оторвало руку.

Из толпы выскочил Конзар. Конь его увяз в людской массе, но старый воин совершил головокружительный прыжок, достойный юного акробата, и прямо из седла взлетел на неровную поверхность обваленной стены наверху.

Бледный заплясал под Дьюрандом. Молодой рыцарь видел, что сэр Конзар схлестнулся с пятьюдесятью лучниками на стене. Они не позволили бы Ламорику отступить, выбраться из схватки, — но грозный капитан налетел на них в тот миг, когда они уже готовы были спустить тетиву. Сверкнул Разящий — знаменитый клинок Конзара, — и лучники оказались беззащитны перед боевой яростью старого воина.

Однако Ламорик так и канул где-то в бурлении народа. Великан Бледный еще умудрялся не падать — он был устойчив и крепок, точно пивной бочонок. В столпотворении под неистовыми копытами коней и напором солдат вопящие от боли люди пускали в ход все — мечи, зубы, острые края щитов — лишь бы вырваться. Дьюранд сеял вокруг себя смерть ударами меча Оуэна, стремясь добраться до своего господина, — но Ламорик не показывался из гущи: наверное, был уже мертв или придавлен тяжестью толпы.

На голову Дьюранда обрушился такой могучий удар, что узкая прорезь глазниц шлема с одной стороны сомкнулась. Дьюранд сшиб нападавшего с ног.

Нет, никак не пробиться.

Впереди в людской массе сражался беззубый Бейден. Дьюранд отчаянно всматривался в ту сторону из-под изуродованного шлема.

— Бейден, он там?

Бейден неистово расшвыривал толпу направо и налево. Дьюранд никак не мог до него добраться. Молодой рыцарь орудовал руками и ногами, одновременно пытаясь выправить шлем. Ламорик где-то там — в самой гуще.

— Бейден, ты его видишь? Бейден!

Ламорик находился на попечении Дьюранда. Он должен найти господина.

— Прочь с дороги, болван! — прогремел Дьюранд в спину Бейдена и, отшвырнув его к стене, ринулся вперед, едва слыша, как в каменных нишах вокруг щелкают арбалеты и как стрелы впиваются в седла коней и шлемы солдат.

— Сукин сын! Да ты меня чуть не убил! — заорал Бейден, но Дьюранду было все равно.

Вознеся меч Оуэна, он раскидывал людей, направляя Бледного все глубже в давку. Где-то там упал Ламорик. Дьюранд хватал солдат за волосы, за одежду, за все, за что мог уцепиться. Хватал и отшвыривал в сторону. Где-то рядом громко кричал Конзар. Дышать в смятом шлеме было трудно, и Дьюранд боролся за каждый глоток воздуха.

Ярость заставила его приподняться на стременах, занести над головой меч. Сотни лиц повернулись к нему. Он с размаху разил толпу — и снова, и снова, и снова. Лязгали металлом арбалеты, смачно шлепались стрелы. Лицо Дьюранда затвердело, точно сжатый кулак.

А затем он наконец увидел — на долю секунды — красное с белым сюрко Ламорика. Внизу, под грудой тел.

Наклонившись из седла в царящий внизу хаос, молодой рыцарь мгновенно выхватил безжизненное, словно бы бескостное тело и перебросил своего господина через шею Бледного.

Для Дьюранда битва закончилась. Главное его задачей было оберегать Ламорика — и как он с этой задачей справился?

Пришпорив Бледного, он помчался обратно к воротам и рыночной площади, на всем скаку проносясь мимо высоких стен и людей Радомора.

За спиной стучали копыта: кто-то из товарищей по оружию. Он хотел было повернуться, но тут Бледный взвился в прыжке над какими-то обломками. Дьюранд с трудом удержал скользнувшее в сторону тело Ламорика. От резкого толчка перекинутый через шею коня молодой лорд сдавленно застонал. Жив! Дьюранд возликовал. На лице его появилась хмурая улыбка.

На старом рынке Бледного встретила сотня защитников Акконеля. Они остановили толпу ирлакцев, бросившихся от стен наперехват Дьюранду. Стрелы гиретских лучников со стен замка изрешетили батальоны врага, точно вороньи клювы — лежащий в чистом поле труп.

Освободившись, Дьюранд стянул с головы исковерканный шлем. Получилось!

Во всяком случае, он так думал.

Дьюранд куда-то плыл. Висел в какой-то толще — точно труп на дне болота, мертвый уже тысячу зим. Он не знал, где он и кто он. Не помнил, как сюда попал. Мироздание тоже куда-то плыло. В голове не осталось ни следа воспоминаний.

Что-то зашипело; резкий свистящий звук изгнал образ стоялой черной воды.

Дьюранд попытался прислушаться, но шипение стихло, удалилось — и словно бы зависло там, вдали, прежде чем вернуться снова: отчетливый, ясный звук среди мрака.

А вслед за ним нахлынуло целое море шумов и звуков: крики людей, хриплые приказы, рев, безумие.

Дьюранд силился разлепить глаза. Попытка эта принесла с собой боль, волны жгучей боли, и только один глаз повиновался мысленному приказу. Однако Дьюранд сумел разглядеть блеск меди под темным потолком. Он попытался сосредоточиться на посверкивающей безделушке, порхающей на трепещущих стрекозиных крылышках, однако та исчезла из поля зрения раньше, чем он успел вспомнить ее: маленькая такая штучка, пухленькая, как голубь, с головой льва, вся в драгоценных камнях.

— Бледный не пострадал, — проговорил тоненький голосок — так близко, что губы чуть не задели ухо Дьюранда. — Я его видела. Кто-то даже привез овса. Только его не причесали. Я хотела, но он все-таки конь не для маленьких девочек. А что со Звездочкой, я не знаю.

Альмора, вспомнил Дьюранд, — это Альмора. Вокруг раздавались крики и стоны. Ей не следует тут находиться.

Он пытался понять, что же такое с ним произошло, пытался ответить тоненькому голоску…

С губ сорвался лишь слабый стон, и опять воцарилась тьма.

* * *

Во мраке снова забрезжил свет, и Дьюранд услышал, как вокруг разрастаются голоса. Казалось, ноги топают чуть ли не по ушам. И боль! Как будто он свалился с башни в казарму, что под ней, — лицом об пол. От мысли, что все эти топающие над ухом ноги могут хотя бы легонько его задеть, к горлу подступила тошнота.