Леди из Фроингема - Шарлотта Брандиш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кошмарная женщина, ненавижу её! Просто… Просто сколопендра какая-то! – Имоджен Прайс в сердцах сорвала с себя лёгкую узорчатую накидку и бросила её на стул. Проверив ещё раз, заперта ли дверь, она обессиленно опустилась в кресло напротив трюмо и по привычке бросила на себя оценивающий взгляд. – Господь да простит мне мои слова, но призраку Айрин следовало умертвить именно её, а не леди Элспет, никому не сделавшую вреда! Я долго слушала её речи, но всякому терпению положен свой предел! – эту фразу Имоджен произнесла на два тона ниже и громче, чем следовало, из чего Оливия сделала вывод, что это перефразированная цитата из какой-то пьесы, в которой той довелось играть. – Боюсь, я несколько вышла из роли баронессы, – вздохнула она и, расшнуровав туфельки, уютно устроилась в кресле, подогнув ноги. – Я просто не выдержала! Когда я заявила Виктории прямо в лицо, что вся эта теория происхождения рас – первостатейная чушь, она так на меня вытаращилась, будто я у неё на глазах застрелила лису[18]. А потом принялась отчитывать меня, как какую-нибудь горничную. И всё это шёпотом, чтобы не разбудить Бернадетту! В суфлёры, кстати, Викторию бы никто не взял. Дикция у неё ни к чёрту. Ну или она так сильно обозлилась на меня, что половину слов не могла толком выговорить. Ей-богу, шипела на меня как взбесившаяся змея. Яд так и брызгал во все стороны, – с нажимом произнесла она, раздосадованная тем, что Оливия не торопится выражать сочувствие.
– Признаться, я удивлена, что вам так хорошо известно о добросердечии леди Элспет, – Оливия присела на краешек кровати, так чтобы видеть и лицо Имоджен Прайс, и её профиль, отражающийся в трюмо. – Вы же не были с ней знакомы? Или я ошибаюсь?
– Нет, не была, – слишком быстро ответила Имоджен Прайс.
– Помню, что при нашем знакомстве вы рассказывали, как объехали с труппой весь Йоркшир несколько лет назад?
– О да! И это было так по-настоящему чудесно! Я тогда…
– Ваши родители, – перебила её с извиняющейся улыбкой Оливия, – насколько я помню из разговора, тоже принадлежали к театральному миру?
– У них был по-настоящему восхитительный комический дуэт. Публика была к ним благосклонна, – несколько более холодным тоном подтвердила Имоджен Прайс. – Хотя моя мать обладала превосходным контральто и драматическим даром. Из неё даже могла бы выйти неплохая Дездемона.
– Ваши приёмные родители, Имоджен, были к вам добры? – решилась Оливия, не сводя испытующего взгляда со своей гостьи. – Вы никогда не жалели, что именно они удочерили вас? Кочевая жизнь, отсутствие постоянного дома… Будь на их месте другая семейная пара, ваша жизнь могла бы сложиться иначе.
Имоджен Прайс резко выпрямилась, и в глазах у неё появилось затравленное выражение:
– Откуда вам известно?.. Вам что, рассказала обо мне леди Элспет?!
– Можно и так сказать, – кивнула Оливия. – Леди Элспет не называла имён, но поделилась историей одарённой приютской девочки, которая стала нежданной радостью для одной её знакомой пары. Леди Элспет никогда не упускала возможности проявить доброту.
Имоджен Прайс склонила голову в мелких золотистых кудряшках, обхватила колени, прижатые к груди, руками и прикрыла глаза.
– Да, – наконец произнесла она, и голос её был удивительно невыразителен. Оливии подумалось даже, что, возможно, это её настоящий голос, лишённый сценической звучности и принадлежности к той или иной избранной роли. – Леди Элспет была по-настоящему добра. И если хотите знать, то я ни о чём не жалею. Тадеуш и Мариша относились ко мне как к родной. Они научили меня всему, что я знаю и умею, они внушили мне мысль, что я способна добиться всего, чего только захочу. Я не знаю своих настоящих родителей. Но… Будь они прокляты! – она выкрикнула это страстно, с необычайной горячностью, вновь возвращаясь к драматической подаче, усвоенной с детства. – Эти люди оставили меня, выбросили как… Как какой-то ненужный хлам! – Она вскочила на ноги и принялась прохаживаться по комнате, подкрепляя каждое слово жестами, полными экспрессии, и Оливия поняла, что привычка взяла своё – больше Имоджен Прайс не скажет ни слова правды. – Они лишили меня нормальной жизни, лишили семьи! Я росла, не зная своих корней! О, ни один ребёнок не заслуживает такого!
– После Великой войны остались сотни тысяч сирот, – мягко возразила Оливия, припомнив слова инспектора. – Это дань, которую пришлось платить детям за безрассудство взрослых.
– Вы не знаете, о чём говорите, – резко прервала её Имоджен Прайс, закутавшись в накидку и сверкая глазами. – Если бы вы сами скитались по дешёвым пансионам и постоялым дворам, если бы у вас на ужин порой была лишь чашка пустого чая и корка хлеба – то вы поняли бы, о чём я толкую. Вы и не представляете, что такое по очереди надевать единственное нарядное приютское платье и изображать из себя милого бесхитростного ребёнка, чтобы понравиться очередной бездетной паре, вознамерившейся «совершить доброе дело и приютить ангелочка». Ха! – она закашлялась, не сумев выдержать темп. Раздавшийся в дверь стук окончательно сбил её с шага, и занесённая для заключительного жеста рука беспомощно повисла.
– Да входите же, бога ради, – выкрикнула Имоджен Прайс, всё ещё находясь в тисках роли. – Надеюсь, это не кошмар по имени Виктория, а то я выпрыгну в окно, – прибавила она чуть тише.
На пороге стояла Анна. По лицу её невозможно было прочесть, подслушивала она или нет.
– Инспектор просит мисс Адамсон спуститься. Он ждёт в кабинете старого хозяина.
– Спасибо, Анна, я сейчас, – ответила Оливия, надеясь, что обе девушки покинут её комнату и дадут ей возможность собраться, но те выжидательно на неё смотрели. Ей ничего не оставалось, как поднять с пола подушку-тайник, со всей непринуждённостью сунуть её под мышку и так и отправиться к инспектору.
Войдя в кабинет старого лорда с диванной подушкой в руках, Оливия невозмутимо расположилась в кресле и пристроила её на коленях.
– Я отвлёк вас от отдыха, мисс Адамсон? Или это дань современной лондонской моде и юные леди теперь носят вместо сумочек подушки? – Грумс не упустил возможности колко пошутить.
– Всякое бывает, и юным леди не всегда легко приходится, – туманно выразилась Оливия, всем своим видом намекая, что обида ещё не остыла.
Инспектор рукой обхватил подбородок и испустил тяжкий вздох. На столе валялись несколько бумажных комков, в которых с трудом можно было опознать результаты упражнений инспектора в искусстве создания бумажных фигурок.
– Вот не думал, мисс Адамсон, что вы такая злопамятная, – попенял он ей, но тут же сменил тон. – Как видите, я оставил Бимиша руководить поисками самостоятельно, а сам решил прибегнуть к вашей помощи.
– А я думала, что вы, сэр, руководствуетесь исключительно фактами, а не пустыми измышлениями тех, кто возомнил, что ведёт расследование с вами вместе, – Оливия не отказала себе в удовольствии напомнить ему его же слова.