Викториум - Владимир Ралдугин

Вот теперь он своими глазами видел в утренних лучах небольшую деревянную крепость с русским флагом над ней. А под стенами разномастную толпу левантийцев. Скорее всего, разбойников. Или кого-то в этом роде. Особенно выделялся среди них один. Почти голый. Потрясающий над головой мечом.

— Quel monstre![27]— восхитился им Лавернь, опуская мощный бинокль. Он всегда любил вставить в речь пару-тройку фраз из родного языка его предков. — Вохмин, а угостите-ка его из нашего главного калибра.

— Слушаюсь, — бодро отрапортовал мичман, стоявший немного впереди командира. — Сейчас он попробует наших гостинцев.

Порядки в воздушном флоте царили достаточно вольные. Особенно когда экипажи дирижаблей находились в небе.

— Сейчас опять все кругом завоняет своим порохом, — буркнул вечно недовольный всем вокруг мичман Яшнев, отвечавший на «Альбатросе» за навигацию.

— Не опять, а снова, — отозвался повеселевший Вохмин и выпалил радостно: — Залп!

Выстрел прозвучал воистину громом среди ясного неба. Снаряд взорвался среди замерших в ожидании первого намаза турок. Он расшвырял их, оставив многих валяться на земле, словно тряпичные куклы. И самым важным для всех было то, что от голого лысого гиганта не осталось и памяти. Снаряд угодил прямо в него, как будто именно он был целью для артиллеристов дирижабля.

— Хади! — пронеслось над Месджеде-Солейман. — Хади убит!

И в тот момент шериф Али понял, что проиграл сражение. Еще не вернулись в город с черной вестью разведчики-убыхи. Те, кого он регулярно отправлял в тыл. Еще не прозвучало ни единого выстрела из русской крепости, которую он намеревался взять уже сегодня к полудню. Еще даже солнце не поднялось на высоту копья, чтобы можно было сотворить намаз. А битва уже была проиграна.

Потому что Салман-хади мертв. Убит одним-единственным снарядом, прилетевшим буквально с неба. Уже одного факта такого обстрела хватило бы многим правоверным, чтобы обратиться в паническое бегство. Но как будто этого мало, первый же залп прикончил того, кто мог еще это бегство остановить.

Шериф Али отвернулся от ненавистного ему русского форта. Тем более что нечаянный порыв ветра раздул желтый флаг с коронованным медведем. Шериф Али махнул рукой своим верным харишам. Пора садиться в седло и покидать это проклятое Аллахом место.

— Снижаемся, — скомандовал Лавернь. — Надо добавить им из пулеметов. И, Яшнев, будьте любезны приготовить наши бомбы. Раз уж взялись угощать, так по-русски. От души!

Он передал команду на снижение через медную трубу в небольшое машинное отделение «Альбатроса». Обслуживающий двигатели мичман Турманов подтвердил, что услышал его. И почти следом дирижабль заложил плавный вираж. Начал по спирали спускаться вниз.

Вот уже встали к паре пулеметов мичманы Иринушкин и Вторак. Их «гочкиссы», снабженные лентами-кассетами, не нуждались в подающем. А потом огонь вполне мог вести и один человек. Потому именно эта модель пулемета была принята на вооружение Воздушным флотом.

Но прежде чем стрелки открыли огонь из своих гочкиссов, Яшнев открыл в полу люк и кинул на головы уже начинающим разбегаться туркам первую бомбу.

— Орудие к стрельбе готово, — отрапортовал Вохмин.

— Стреляй без команды, — махнул ему Лавернь.

— Есть, — браво откликнулся тот и крикнул: — Залп!

Орудие главного калибра выплюнуло новый снаряд. Кабину дирижабля затянуло пороховым дымом. Со свистом заработали вытяжки, однако они не успевали справляться с отвратительным запахом. Потому что стрелял Вохмин все чаще. А вскоре застучали оба «гочкисса». Постепенно, несмотря на все усилия продуманной вентиляции, кабина дирижабля медленно, но верно затягивалась пороховым дымом.

Яшнев одну за другой отправлял бомбы в люк. Во время сражения у него не было других обязанностей. Да и нравилось ему, кажется, поражать врага таким вот образом.

«Альбатрос» сделал гордый круг почета над Месджеде-Солейман. Выстрелы главного калибра, бомбы и длинные очереди «гочкиссов» быстро обратили в бегство турок. Однако этого было Лаверню мало. Враг мог еще собраться после первого шока. Снова пойти в атаку. Чтобы этого не произошло, надо уничтожить как можно больше его людей. Укрылись в доме — бомбу на дом. Бегут по улице — расстрелять из пулеметов. Собрались группой человек в десять-пятнадцать — снаряд из главного калибра. Вот такая жестокая арифметика войны.

И только когда с турками было, можно сказать, покончено, когда большая часть их или осталась лежать на еще дымящихся улицах Месджеде-Солейман или покинула город со всей доступной скоростью, только после этого Лавернь приказал «Альбатросу» зависнуть над крепостью.

— Яшнев, киньте вниз записку, — приказал капитан дирижабля.

Навигатор, а по совместительству еще и бомбометчик, мичман Яшнев извлек из ящика пятифунтовое ядро. Привязав к нему красный вымпел, он кинул ядро вниз. К ядру была привязана прочная веревка полсотни саженей длиной. Врезавшись в землю под дирижаблем, ядро подняло султан пыли, как будто взорвалось.

— Пишите, — кивнул Яшневу капитан. Навигатор достал деревянный пенал, в котором лежали перо и небольшой кусок бумаги. — Сбрасываем якорь, — начал диктовать Лавернь. — Всем держаться в десяти аршинах от места падения ядра. Получение подтвердите одним выстрелом.

Яшнев упаковал бумагу обратно в пенал и отправил его вниз по веревке. Почти следом раздался один-единственный выстрел.

— Отдать якорь, — тут же скомандовал Лавернь.

И тяжелая литая чугунная лапа устремилась вниз. Толстый канат, прикрепленный к ней, начал быстро разматываться из плотной бухты. Когда якорь врезался в землю, казалось, произошел взрыв еще одной бомбы. Такой громкий был звук от удара. А уж облако пыли поднялось столь изрядных размеров, что многие казаки, стоявшие и без того куда дальше десяти аршин, подались назад.

— Давайте лестницу, — велел Лавернь. — Спущусь вниз. Побеседую со спасенными. И ту шкатулку передайте мне, Яшнев, soyez gentil.[28]

Офицер-воздухоплаватель, надо сказать, выглядел вовсе не так, как я их себе представлял. Ни тебе кожаной куртки. Ни шлема. Только круглые очки, защищающие от ветра. В остальном же, он носил самый обычный мундир. Более светлого оттенка, чем у моряков.

Опустив на шею очки, он отдал нам честь и представился:

— Старший лейтенант Лавернь, Воздушный флот. С кем имею честь?

Все офицеры нашего гарнизона представились ему. Каждому он крепко пожал руку. Последним был губернский секретарь Штейнеман. Он через плечо перекинул сумку с образцами персидского угля с рудника.

— Мне приказано забрать отсюда штаб-ротмистра Евсеичева, — сообщил нам старший лейтенант с красивой французской фамилией, — и губернского секретаря Штейнемана.