Семь корон зверя - Алла Дымовская

Машенька ждала его появления уже целую неделю. А впрочем, ничего другого ей и не оставалось. Ян Владиславович не дал очарованной им девушке ни номера телефона, ни адреса, предполагая возможность связи только в одну сторону. И вот позвонил, назначил свидание у ставшего за короткий срок традиционным памятника Ломоносову. Проинформировал о предстоящей встрече с Машенькой и Фому. Для своего в основном спокойствия. Апостол немедленно запыхтел и даже раздулся от удовольствия и тайны и благословил хозяина напутствием. Однако Балашинский потешаться над ним не стал. Ни вслух, ни про себя.

Звонок его пришелся некстати. Хотя Балашинский вроде бы все рассчитал правильно. Позвонил девочке во второй половине дня, ближе к вечеру, когда Машенька уже должна была вернуться с учебы. Но до семи часов, когда с работы обычно возвращалась Надежда Антоновна. А именно в этот понедельник была она послана начальством на конференцию, проводимую Минздравом, и воротилась с мероприятия домой раньше дочери.

Пока Маша переодевалась в домашнее, Надежда Антоновна с довольным видом уже грела обед. В кои-то веки хоть подаст поесть уставшей доченьке, деточка совсем измордовалась со своей физикой. Даже вроде похудела, хоть мать и следит за правильным питанием. А уж нервной и рассеянной стала наверняка. То роняет все из рук, то задумается над книгой и ничего не слышит. Надежда Антоновна как-то из праздного любопытства заглянула в одну и ужаснулась, не поняла ни строчки: ни значения беспорядочно, на ее взгляд, написанных греческих и латинских буковок, ни сносок и разъяснений к ним. Попалось единственное знакомое слово «предел». Что правда, то правда – не учебник, а полный предел. Есть от чего уму за разум зайти. И стоит ли удивляться, что в книжках и кино людей ученых изображают растеряхами и неряхами. Но у Машеньки, слава Богу, рядом любящая мама, которая проследит и позаботится. И дочка сама с малых лет приучена к порядку и аккуратности. А привычка, как говорится, вторая натура. Если бы Надежда Антоновна ведала подлинную причину Машиной рассеянности! Непонятные символы и загадочные «пределы» были для Маши, в действительности одаренной от природы, просто детской игрой, не требующей сверхъестественных усилий и напряжений. В отличие от загадочного и неповторимого кавалера Яна. Который, как и предупреждал, пропал неведомо куда по загадочным своим делам и вот уже неделю не объявлялся и не звонил.

Оттого и вышла неожиданность. Когда хлопотливая Надежда Антоновна бросилась подавать второе – куриную котлету и пюре на сметане, у Машиного локтя на столе затренькал телефон. Ни о чем не подозревающая Маша сняла трубку. И обомлела. До заикания. Надежда Антоновна, словно чувствительный барометр, тут же уловила смущение в атмосфере и, отвернувшись от плиты, застыла с шумовкой наперевес. Так и простояла до конца разговора.

Собственно, Маша за все время телефонной беседы произносила в трубку только два слова: «да» и «хорошо». Не могла же она в открытую сказать Яну, что мама рядом и на страже. Да и не только это не могла она сказать, хотя хотелось многое. А Ян, как назло, пустился в долгие комплименты и жалобы на занятость, которая не позволила ему возобновить немедленно прогулки и встречи с прелестной девушкой. Так прямо и сказал: прелестной! Маша будто очутилась на седьмом небе от счастья, а в ответ могла произнести все то же тихое «да». И одновременно сжалось сердце – вдруг заинтригованная мама подойдет к параллельному телефону, как бывало в их семейной жизни уже не раз. Но видимо, шумовка в руке ограничивала передвижения Надежды Антоновны.

Ян все же почувствовал неладное, пусть и не задал вопроса о маме, и, назначив встречу, дал отбой. Маше оставалось лишь собраться с духом и повернуться лицом к Надежде Антоновне, стараясь не выдать смущения и волнения. Что соврать матери, все еще пребывающей в стойке гончей, Маша обдумать, конечно, не успела и надеялась на счастливую звезду и вдохновение.

– Кто это был? – спросила дочь Надежда Антоновна, продолжая игнорировать и плиту, и шумовку в руке.

– Куратор группы, – коротко ответила Маша и похвалила себя за находчивость.

– Что случилось? – Мама и не собиралась ограничиваться одним только вопросом. – Я же вижу – на тебе лица нет.

Вот незадача! А Маше казалось, что она смогла принять веселый и беззаботный вид. Плохая из нее актриса, но что поделать. Да и как тут притворяться, когда звонит самый, наверное, дорогой и долгожданный человек. Но придумать проблему – это не проблема, пошутила Маша про себя. Мало ли какие огорчения может обрушить на голову студента собственный его куратор. Тем более если он – она, и к тому же препротивная баба. Читает морали о пропусках и опозданиях, а сама, как ученый, полный ноль. Оттого и поставлена возиться с первокурсниками. И имечко у нее под стать натуре: Аделаида Гавриловна Штырько.

– Случилось... – Маша вздохнула с притворной, но выразительной скорбью. – Мне отказали в дополнительном компьютерном времени, хотя я так просила. Говорят, первокурсникам не положено.

– А зачем тебе это время? – Надежда Антоновна словно и сочувствовала, и не понимала сути несчастья.

– Как зачем? – совершенно искренне удивилась Маша. – Мне в декабре зачет сдавать по программированию. Дома у нас компьютера ведь нет, а учебных часов не хватает.

– Детка, ты уж прости, но у нас нет возможности пока купить компьютер. Вот разве позже... – Было видно, что мама не на шутку расстроилась. Но пусть уж лучше расстраивается по этому поводу, а не дай Бог, по всамделишной причине Машиных переживаний.

– Ничего, мам, это не катастрофа. Перебьюсь, – ответила как можно непринужденнее Маша.

– Может, мне сходить к твоему куратору или к тому, кто решает этот вопрос? Если я объясню и попрошу?..

Только этого не хватало, и Маша почти закричала:

– Не-е-ет! Ни за что! – и осеклась, увидев, в каком изумлении смотрит на нее мама, но пришлось продолжать для правдоподобности, сочиняя на ходу: – Я большая уже, а ты за меня... как в детском саду... Стыдно ведь.

– Доченька, вовсе это не стыдно. Вот если бы мы украли компьютер... – Но Надежда Антоновна, заметив, как не на шутку расстроилась Маша, отказалась от мысли читать проповедь. – А впрочем, как скажешь. Я только хотела помочь.

– Спасибо, мам. Но просить никого не надо. Проживем и без компьютера, – тихо, но твердо ответила Маша, – ерунда это все.

– Ну, ерунда так ерунда! – И Надежда Антоновна отвернулась к плите за котлетой.

Напрасно, однако, Маша думала, что ей удалось заговорить в матери змею сомнений. Неудача постигла ее впервые в жизни, но и влюбляться в кого-то всерьез Маше еще не доводилось. А быть может, Маша, привыкшая с детских лет кормить мать враками, утратила бдительность и добросовестность в этом нелегком искусстве, позволила себе расслабиться. Но и Надежда Антоновна, в свою очередь, прожила жизнь долгую и богатую разочарованиями. Оттого в серьезном деле и не купилась до конца на придуманную Машенькой легенду.

Надежда Антоновна слишком хорошо знала свою дочь. Не все поступки Маши и их последствия, конечно, становились ей известными, но то были несущественные знания. И Машина скрытность и обман затевались лишь с самыми благими намерениями и имели целью оберечь Надежду Антоновну, любимую маму, от нервных расстройств по пустякам. Если мать о чем-то и догадывалась, сердцем чуя недоговоренность или ложь, то виду не подавала, отчасти даже довольная заботой со стороны Машеньки. К тому же сама понимала, что страхи и боязнь за дорогую свою девочку чрезмерны и болезненны, потому и получалось, что Машино предусмотрительное вранье компенсировало собой издержки характера матери. Подобное равновесие, пусть и шаткое, позволяло обеим женщинам, пожилой и юной, мирно сосуществовать под одной крышей. Но до поры до времени.