Моя война с 1941 по 1945 - Алексей Фёдоров

К присяге подходили по очереди в порядке даты вступления в отряд. Франсуа, Яник, Пента и Владимир, не будучи советскими гражданами, принимали присягу французских партизан.

Приняли присягу и бывшие власовцы.

Среди нас Валерий принимал присягу первым, вторым я, затем Гриша, а потом все остальные.

Происходящее нисколько не походило на принятие присяги в период организации отряда. Тогда эта церемония была упрощена до предела, а некоторые (Фёдор, Григорий-калужанин) зачитывали текст с насмешливой оговоркой, что-де присяга для нас не обязательна, ведь она обязательна только для французов. Не было тогда и знамени. Зачитывали текст скороговоркой, скорее бы закончить. Было видно, что это тяготило многих.

Но теперь каждый зачитывал текст присяги медленно, четко выговаривая каждое слово. От знамени отходили взволнованными.

Каждый из нас уже был опытным партизаном, участвовал не в одной боевой операции, подвергая свою жизнь опасности, и каждый воспринимал присягу как клятву Родине, а свои действия в отряде как подтверждение этой клятвы.

Потом был торжественный обед, но без спиртного. Мы стеснялись Ника: наивные были, и только после узнали, что Ник с удовольствием выпил бы с нами чарку.

В тот памятный день он поставил перед нами задачу, которая была воспринята без энтузиазма. Ник рассказал, что в Париже создан Центральный комитет советских пленных под эгидой ЦК Французской компартии. Перед ним стояла задача организовать сопротивление в лагерях советских военнопленных, побеги и формирование советских партизанских отрядов на территории Франции. Ник сказал, что ЦК готовит массовое освобождение советских военнопленных из лагерей севернее города Нанси, а для этого потребуется концентрация боевых сил Сопротивления в этом районе. Поэтому ЦК советских пленных считает необходимой передислокацию некоторых отрядов, включая наш. Мы должны подготовиться к переходу, и по команде двинуться в указанный район путями, которые мы должны заранее предусмотреть.

Не понравилось нам это предложение по двум причинам: во-первых, передвижение займёт много времени и, судя по цели, должно проводиться скрытно, без стрельбы в пути. Значит, недели на две надо прервать активную боевую деятельность. Во-вторых, мы впервые узнали о существовании ЦК советских пленных, и нам придётся подчиняться его приказам. Нас организовывали в отряд Алиса и покойный Александр. Их, а также тех, кто их возглавлял, мы признавали за своих руководителей. Никакой ЦК советских пленных нас не знал и с нами не общался. Подчинение его приказам казалось странным.

На общем обсуждении этот вопрос никто не поднял, но после, когда мы провожали Ника и Марселя из леса, мы с Валерием изложили своё мнение и попросили оградить от поползновений ЦКСП нами руководить. Алиса нас поддержала, Марсель слабо возражал, а Ник отмолчался.

К нашей радости, уже через неделю Алиса сообщила, что операция по освобождению лагерей отменена.

Кстати, Алиса пришла к нам в лес числа 10 августа из госпиталя города Гре, где пролежала с неделю. Рана оказалась пустяковой, и она о ней не вспоминала. Алиса вместе с Ником и Марселем уехала в Париж, а через неделю вернулась со своим сыном Яном. Мальчику было четыре года, она оставила его у кого-то в Савиньи.

После войны Ян окончил Московский государственный университет, женился на студентке-армянке. В партию вступать не захотел. Был заносчив и, по-видимому, настроен антисоветски. Алиса от него в этом отношении ушла недалеко.

Мы не знали тогда, что Ник был членом ЦКСП и ему неприятно было слышать наше нелестное мнение о ЦК, а мы в выражениях не стеснялись.

…В черновике нашего рапорта записано: «22 августа (зачеркнуто 26 августа) в 14 ч. на дороге Грее – Везуль около дер. Фретини в 11 ч. дня были остановлены две автомашины с немцами. Количество убитых и раненых неизвестно. Машины ушли. В этой операции принимали участие Валерий, Алёша, Алекс, Пента, Николай-3, Гриша и три француза из группы Меме».

Теперь – о «спасительных случайностях». После возвращения в лес под Савиньи 2 июля нам сообщили, что Валерий и я завтра в 15 часов должны быть у деревни Веллорей-ле-Шуа в лесочке на совещании командиров французских внутренних войск. На велосипедах мы выехали из лагеря по сильно заросшей узкоколейке. Не успели покинуть лес, как у меня прокололось переднее колесо. Я попробовал ехать, но оно лопнуло. Решили добираться на одном велосипеде. Но и он почти сразу же получил прокол. До места встречи километров девять, пешком к 15.00 не успеем, оставалось минут 20, опаздывать нельзя, но и встречаться с командованием французов, к которому мы испытывали неприязнь, поскольку они не были коммунистами, без Алисы не особенно хотелось. И мы решили вернуться в лагерь – пусть Алиса с ними ведёт переговоры. Велосипеды мы бросили.

Не прошло и двух часов, как к нам в лагерь явился Роже из Венизи и с ходу спросил первого попавшегося из наших ребят:

– Валерий с Алёшей уехали на встречу?

– Нет, они здесь.

– Слава богу! На них была организована засада.

Это одна спасительная случайность, а вот другая. Произошла в период стоянки около Венизи. Отряд возвращался откуда-то с юга в свой маленький лесок. На шоссе, не доходя метров 200 до Монтюрё, мы остановились, чтобы решить: как идти – дорогой через деревню или пересечь железную дорогу и двигаться краем леса. Мне второй вариант не понравился, уж очень сильная роса была, и темень непроглядная. Я предложил пойти через деревню Монтюрё. Валерий не захотел и сказал мне:

– Иди, как хочешь, а я пойду лесом.

Ребята поддержали Валерия, и я вынужден был согласиться с ними.

Позже мы узнали, что на южной окраине деревни была засада. Вот бы мы нарвались, если бы было принято мое предложение!..

А сейчас опять отступление. Жена вчера (30 XI.73 г.) прочитала воспоминания Валерия в книге «Против общего врага» и страшно расстроилась. Как она мне объяснила, причин оказалось несколько:

во-первых, Валерий сильно умаляет, как она

выразилась, мою роль в отряде;

во-вторых, Валерий возвеличивает себя и все

время «якает»;

в-третьих, по описанию Валерия, Гриша был

виновником бойни в Анжери, из-за которой по-

погибло много жителей деревни и сам он погиб

из-за своей глупости;

в-четвертых, воспоминания Валерия написаны

хуже, чем Старикова и Джабраилова и концен-

трируют внимание только на бойне – убийства,

ства, убийства, убийства.

Она так расстроилась, что даже не дочитала книгу.

Понять её можно: и за мужа обидно, и на Валерия зло за его «якание», и Гриша, по Валерию, не такой, каким она представляла его по моим рассказам. Не герой, а дурак и виновник гибели деревни.

Я объяснил: то, что она принимает за бойню, было настоящей партизанской войной. Нас было мало: от двенадцати до двадцати пяти человек, а врагов много, очень много. Но, несмотря на это, мы не сидели сложа руки, а активно действовали – иногда удачно, а иногда и не очень. Даже историк Нечаев, критикуя книгу «Против общего врага», пишет, что «Парижская Коммуна» была вторым после «Сталинграда» отрядом по своей боевой активности и по масштабу урона, нанесенного немцам. А ведь Нечаев собрал много материалов об участии советских людей в движении Сопротивления во Франции. Надо понимать три стороны вопроса.