Все хорошо - Мона Авад

– Умираю с голоду, – отвечаю я.

– Может, я свожу тебя куда-нибудь? – предлагает Хьюго. – Классно же будет по-настоящему вместе поужинать? Устроить свидание? Пока нас окончательно не засосала эта предпремьерная кутерьма. Сможем поговорить. Узнать друг друга поближе.

– Поужинать. Поговорить, – повторяю я. – Конечно, почему бы и нет? Давай поговорим!

– Отлично. Тогда выбирай место, – предлагает он.

– Ладно. Выберу. С большим удовольствием.

* * *

– Далековато мы забрались ради суши, – замечает Хьюго, когда мы, наконец, оказываемся на месте.

– Я подумала, что лучше будет съесть что-нибудь легкое. Поздно уже. А что, ты не любишь суши?

– Люблю, конечно. Просто Марблхед так далеко. Должно быть, ты очень любишь это заведение.

– Ой, нет, я всего пару раз здесь была, – лгу я. – Но мне запомнилось, что было здорово.

Мы с Полом заходим в ресторан. То есть с Хьюго, мы с Хьюго. Он держит меня за руку. От нас до сих пор пахнет его подвальными цветами и курящимися благовониями. А еще сексом, которым мы занимались в клубах ароматного дыма. На крахмальном белом постельном белье с узором из алых лепестков, похожих на крошечные язычки. Я извивалась на нем, комкала в пальцах край простыни и кричала: «О, Пол! Пол! Трахни меня!»

«Что ты сказала?» – спросил Хьюго и включил свет.

«Ничего, ничего».

Теперь он берет меня за руку. Пол никогда так не делал. А может, и делал, в самом начале. Давным-давно. Сколько же лет прошло с тех пор? Боже, я не помню. Живи сегодняшним днем, будь здесь и сейчас, с Хьюго. Ресторанчик такой милый, правда же? И тут ничего не изменилось с прошлого раза. Все те же тяжелые кадки с бамбуком. Те же женщины на картинах в черных рамках. Та же приметная менеджер в летящем черном одеянии. Нежные губы, легкая россыпь веснушек. Узнает ли она меня? Трудно сказать, я ведь так изменилась. В последний раз она видела меня жалкой хромоногой каргой. Теперь же я вся свечусь от счастья, от долгого секса в темном подвале. Менеджер молча ведет нас к столику. И столики здесь все те же – маленькие, черные, блестящие, как зеркала. И на каждом – все та же ваза с узким горлышком, из которой торчит орхидея, яркая, полная жизни орхидея, так жестоко в прошлый раз издевавшаяся над моим унылым, овеянным смертью обликом. В тот раз он сидел напротив меня с видом приговоренного. Его жизнь была клеткой, а мое скрюченное тело, мои одурманенные таблетками глаза – прутьями решетки. Но сегодня все иначе.

Сегодня он смотрит так, будто никогда мной не насытится. Будто я – вино, которое он хочет выпить до последней капли. Больше я не завидую орхидее, теперь я сама цвету. Пол не смотрел так на меня с самых первых дней нашего знакомства. Но это – новое начало, не забывай. Новый старт с человеком, который только похож на Пола в определенном свете. Да не в одном, откровенно говоря. В свете театральных софитов – им такие фокусы под силу. В свете лучей, проникающих в подвальное окошко, – но это тоже не считается, оно слишком маленькое. И, будем честны, в приглушенном свете ламп суши-бара, в котором мы сейчас сидим. Но он не Пол, пока он был в душе, я заглянула в его водительские права и еще раз в этом убедилась. Я даже погуглила, что за преступления он совершил. И оказалось, что все немного серьезней, чем я предполагала. Я-то думала, его арестовали за хранение и распространение марихуаны, например. Или кокаина – мало ли, ошибки юности. И, да, дело действительно было связано с наркотиками, но оказалось, что помимо этого Хьюго совершил нападение. С отягчающими. Угрожал кому-то оружием. Ножом, наверное. Я вообразила, как он сжимает его в руке. Потом нашла в интернете фото из его дела. Омытое мрачным тусклым светом юное лицо, темные круги под вовсе не зелеными, а серыми и мутными глазами. Светлые волосы сальными прядями свешиваются на лицо – прямо как у Брианы сейчас.

Это просто неудачное стечение обстоятельств, убеждала я себя. Может, он защищался. А может, тот человек сам напросился, никогда ведь не знаешь. Мне хотелось заверить Хьюго, что я пойму его, что бы он ни совершил. Я в курсе, что в жизни всякое бывает. И его фото из участка меня вовсе не напугало. Наоборот, он, Хьюго, даже стал мне как-то ближе. Ведь на том снимке он был совсем не похож на Пола.

«Все в порядке?» – спросил он, когда, овеянный клубами пара, вышел из ванной. А я поскорее захлопнула ноутбук. И задержалась взглядом на его зачесанных назад мокрых волосах.

Что мне оставалось делать, кроме как трахнуться с ним снова?

Свешивающийся с потолка светильник освещает Хьюго, как прожектор. И свет этот что-то странное творит с его волосами, глазами и подбородком. Он сейчас правда очень похож на…

– В чем дело? Что-то не так? – спрашивает Хьюго.

– Ничего. А что?

– Просто ты опять странно на меня смотришь.

– Правда?

– Ага. Как будто призрака увидела.

– Да нет, дело в освещении, – объясняю я. – Ты мне в нем кое-кого напоминаешь.

Хьюго сначала хмурится, потом улыбается.

– Надеюсь, кого-то хорошего?

– Да, – говорю я. – Очень, очень хорошего.

Он снова улыбается мне из-за края меню. Ох уж этот его шрам на губе. У Пола такого не было, но во всем остальном они так невероятно похожи. Одежда тоже портит дело. Пол не надел бы футболку с Motorhead или клетчатую фланелевую рубашку. Но во всем остальном… Хьюго тянется ко мне через стол и берет меня за руку. Мне только и пришлось развернуть ее ладонью вверх, и он сразу понял намек.

– Что будешь есть? – спрашивает Пол.

– Угря, как всегда, – отвечаю я. – А ты, конечно, возьмешь ролл «Солнечный».

– Да? – смеется он. – Как ты догадалась? Я вообще-то еще даже в меню не заглядывал.

– Потому что он самый лучший. И я знаю твои вкусы.

– Мне стоит тебе довериться? – вскидывает брови он.

– Еще как стоит.

– Ладно, – соглашается он и говорит подошедшему официанту: – Ролл «Солнечный». И «Саппоро», пожалуйста.

– Здесь очень неплохое холодное сакэ, – замечаю я, сжимая его руку.

– Ладно. Тогда сакэ.

Я заказываю то же, что и всегда.

Официант уходит, и я поднимаю глаза на Хьюго. Идеален. Просто идеален, не считая одежды.

– Ты получил рубашки, которые я тебе послала? – спрашиваю я.

– Рубашки? А, да. Рубашки. Угу, получил.

– Мне просто было так стыдно за то, что твою