Рейд. Оазисы. «Выход» - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И видит разбрызгиватель. Его опять шатает, наверное, это из-за поднятой вверх головы, но зато он отчётливо осознает, что диаметр трубы душа чуть больше, чем диаметр пробирки. Эта была последняя ясная мысль в его мозгу. Дальше он действует скорее машинально, чем обдуманно. Он поднимает руку и пытается свернуть разбрызгиватель, поначалу тот не поддаётся, но уполномоченный, роняя на пол оружие, всё-таки сворачивает его и потом, уже трясущимися руками, откручивает; он открывает коробку и достаёт оттуда пробирку. Снова поднимает голову и, морщась от теперь слепящего его света лампы, засовывает пробирку в трубу душа. И, уже едва понимая как, навинчивает разбрызгиватель обратно на резьбу. И последним усилием закручивает его покрепче. После этого сил у него больше не остаётся, он сползает по стенке кабины на пол.
***
Кажется, кто-то разговаривает. Да, несомненно, кто-то ходит рядом и разговаривает. А ещё он чувствует боль в руке. Укол. Укол рядом со сгибом локтя. Кто-то брал у него кровь из вены? Зачем? Кому нужна его кровь?
– Дайте ему штаны.
«Дайте ему штаны!». Голос женский. Женщина не одна, и она командует. Они теперь часто командуют.
Он открывает глаза и видит большого мужика над собой. Это… А, ну да, конечно… Это стюард. Мордатый парень держит в руках шприц. В его огромных руках этот медицинский инструмент кажется просто игрушечным. Кто-то кидает на живот Горохову галифе.
– Оденьтесь.
Уполномоченный сразу узнаёт голос капитана Степанова. Андрей Николаевич с трудом – в голове ещё шумит, а взгляд тяжело сфокусировать – садится. И, не оглядывая помещения, не глядя ни на кого, начинает натягивать на ноги узкие штанины галифе.
Помимо женщины и двух мужчин, которых он видит, в маленькой каюте находится ещё один человек. Он вытрясает из подсумка магазины, бросает их прямо на пол. Потом копается в карманах пыльника, а вот тайник во фляге уже распотрошён. Горохов видит свою хорошую рацию тоже на полу. Потом человек бросает подсумок и идёт к кровати, у него в руках появляется нечто напоминающее фонарик, который связан с планшетом гибким проводом. Тип фонариком проводит вдоль кровати, и на планшете высвечиваются «внутренности» матраца.
«Круто! Хорошо шмонают, высокотехнологично, профессионально, осознано. Что ищут? Ну, это догадаться несложно. А вот кто они? Нужно выяснить…».
Около стола сидит женщина? Да, женщина, но она сидит за лампой, её лица не разглядеть, но вот в руках у неё поблёскивает… Да, это никелированная коробочка. Пустая.
– Господа, чем обязан? – наконец произносит он.
И на этот его вопрос отвечает именно женщина.
– Горохов, где вещество?
Раз, два, три… Ему потребовалось всего три секунды, чтобы вспомнить этот высокий и мелодичный голос.
– Люсичка? Я вас не могу разглядеть… Это вы? Да Боже ж мой, сколько лет мы не виделись! Я уже думал, вы сгинули где-нибудь в песках. Я не мог вас найти. Я уже и не знал, живы ли вы. Ну, вижу, что с вами всё в порядке и вы всё ещё в деле, – он едва приходил в себя, но почему-то ему хотелось поёрничать.
А вот Людмиле шутить вовсе не хотелось, и она спросила всё так же серьёзно, как и в первый раз:
– Горохов, где вещество?
– А я хотел спросить: замуж-то не вышли? В шестой раз. А то вам всё не везло с мужьями, то жулики, то бандиты.
Она не ответила, а за неё вместо ответа мордатый стюард с размаху заехал уполномоченному в рёбра. В правый бок над печенью. Бил сильно. Настолько сильно, что удар окончательно привёл его в чувство. Он прижал локоть к рёбрам.
«Вот падла… Кажется, сломал ребро».
– Горохов, я с тобой церемониться не собираюсь, – в голосе Люсички слышится прямая угроза. – Ты меня столько раз подводил, что мне тебя хочется выбросить за борт только за прошлое.
– Я старший уполномоченный Горохов, – уже пережив боль в боку, отвечает Андрей Николаевич. – А выбрасывать уполномоченных за борт опасно для здоровья. Слышишь, Степанов, или как там тебя… Это тебя касается в первую очередь. Если я не выйду на связь через два дня, хорошие люди из Соликамска приедут в Полазну и выяснят у местных людей, что я сел на твою лодку.
– Да мне плевать, – нагло отвечает капитан.
– Да-да, все так говорят, – продолжает Горохов, кивая, – до того момента, пока их не внесут в список на исполнение приговора, а те, кто потупее, продолжают это говорить, пока за ними не придут и не приставят им пистолет к башке.
– Горохов, не пугай, – произноси Люсичка высокомерно, – здесь никто тебя не испугается, просто скажи, где вещество.
– Вещество? Из этой коробочки? – уточняет уполномоченный. – Это та прозрачная жидкость, что была в пробирке?
– Да, это то вещество, которое было в этой коробочке, – терпеливо разъясняет женщина. – Где оно? Отдай, и мы закончим нашу беседу.
– Да? Закончите? Людмила Васильевна, а вы не подскажете, каким образом вы собираетесь её закончить?
– Мы тебя отпустим, – сразу обещает она, а человек с «фонариком» и планшетом заходит в душевую кабину.
Горохов даже не ведёт взглядом в ту сторону, и бровью не ведёт, мало того, он улыбается с некоторым вызовом, хотя это была, возможно, одна из самых волнительных минут в его жизни. Горохов отлично понимал, что он жив ровно до того момента, пока эти люди не нашли пробирку.
– Отпустите? Прямо не останавливая лодки? В реку?
– Я бы не стала тебя убивать, – заявила Люсичка. И тут же приказала своему человеку: – Проверь у него кишечник.
– Там ничего нет, – уполномоченный даже заволновался, представляя эту процедуру. Но это было преждевременно.
Человек с «фонариком» и планшетом подошёл к нему, присел рядом на корточки, направил «фонарик» ему на живот и через пару секунд произнёс:
– Пробирки в кишках нету.
– Её вообще здесь нет, – произнёс Андрей Николаевич и, усмехнувшись, добавил негромко: – Дебилы.
Человек с «фонариком» обернулся к Люсичке, а та произнесла:
– Горохов, не вздумай мне врать! Имей в виду, тут, за холодильником в трюме, есть прекрасно оборудованная комната, там с тебя по кускам будут снимать твою вонючую кожу… Сутками, с перерывами на обед, будут тебя резать,