Роль морских сил в мировой истории - Альфред Мэхэн

Известность, приобретенная Мэтьюзом в Тулонском сражении и не имеющая отношения ни к военному мастерству, ни к результатам сражения, выросла из возмущения на родине и, главным образом, из разоблачений, сделанных в ходе многочисленных военных трибуналов, которые последовали за сражением. И против адмирала, и против его заместителя, а также против 11 из 29 капитанов были выдвинуты обвинения. Адмирала разжаловали за нарушение боевого строя, то есть за то, что его капитаны не последовали за ним, когда он вышел из линии для атаки противника, – решение, которое сродни больше ирландской вздорности, чем ирландской склонности подраться. Заместитель адмирала был оправдан на формальных основаниях, уже упомянутых. Он избегнул обвинения в нарушении боевого строя благодаря тому, что держался вдали от места боя. Не больше удовлетворения принесло сражение французам и испанцам – они занялись взаимными обвинениями. Адмирала де Кура отстранили от командования, между тем испанского адмирала власти наградили титулом «маркиз де ла Виктория», крайне странная награда за то, что в лучшем случае выглядело как затянувшийся бой. С другой стороны, француз утверждал, что ушел с палубы из-за легкого ранения и что кораблем командовал на самом деле французский капитан, оказавшийся, по случаю, на борту.

Это сражение, первая крупная битва после той, что произошла сорок лет назад у Малаги, «пробудило», пользуясь общепринятым выражением, англичан и вызвало их здоровую реакцию. Процесс просеивания, начатый самой битвой, продолжился, но результата от этого добились слишком поздно, чтобы это оказало надлежащее влияние на текущую войну. Всеобщая значимость морской силы Англии проявляется теперь скорее благодаря тому частичному ее влиянию, чем благодаря таким впечатляющим успехам, которые были достигнуты в предыдущие или более поздние времена. Так, какое-то полезное качество мало ценится, когда им располагают, но, когда его лишаются, сильно переживают. Став владычицей морей скорее из-за слабости своих соперников, чем благодаря собственной организованной силе, Англия не извлекала из своего превосходства адекватных результатов. Ее наиболее серьезный успех, захват острова Кейп-Бретон в 1745 году, был достигнут колониальными войсками Новой Англии, которым в действительности большую помощь оказал королевский флот, поскольку при таком положении войск флот становится единственным средством сообщения. Неправильное поведение, проявившееся в сражении у Тулона, повторили высокопоставленные офицеры в Вест-Индии и Ост-Индии, что привело в последнем случае к потере Мадраса. Другие причины в сочетании с бедственным положением морских офицеров помешали действию морской силы вдали от метрополии. Положение самой Англии оставалось нестабильным. Дело Стюартов еще не погибло. Хотя грозное вторжение 15 тысяч войск под командованием маршала Сакса (Мориц Саксонский (1696–1750), незаконнорожденный сын Августа II Сильного (1670–1733), курфюрста Саксонии (под именем Фридрих-Август I (1694–1733) и короля Польши (1697–1706; 1709–1733), один из 354 детей, которых биографы приписывают могучему монарху, ломавшему подковы и поднимавшему одной рукой ядро весом более 160 килограммов (450 аптекарских фунтов). – Ред.) в 1744 году было сорвано, частью флотом в заливе Ла-Манш, частью штормом, погубившим несколько транспортов с большим количеством солдат, сосредоточившихся у Дюнкерка, тем не менее реальная угроза возникла и в последующие годы. Речь идет о высадке претендента в Шотландии с небольшой группой сторонников, когда все северное королевство поднялось на его поддержку. Его успешная высадка оказала влияние и на саму Англию. Трезвомыслящие историки полагали, что одно время шансы на решающую победу скорее сопутствовали ему, чем были против него. Другое серьезное препятствие для полного использования силы Англии заключалось в направлении, приданном операциям французских войск на суше, и ошибочных средствах, использованных для противодействия этим операциям. Не обращая внимания на германские государства, Франция совершила нападение на Австрийские Нидерланды, страну, которую Англия в своих морских интересах не желала видеть завоеванной (поскольку ее торговому преобладанию переход Антверпена, Остенде и Шельды в распоряжение могущественного соперника угрожал непосредственно). И хотя лучшим ответом на это был бы захват важных французских владений повсюду и удержание их в качестве залога, слабость властей и тогдашняя неэффективность флота Англии не позволяли ей это сделать. Опять же Англию сдерживала ситуация с Ганновером. Хотя обе страны связывались лишь личностью общего суверена, его любовь к континентальному владению, своей родине, серьезно давала о себе знать на совещаниях слабого и приспосабливающегося министерства. Именно невнимание к Ганноверу Уильяма Питта Старшего, являющееся следствием его горячего английского патриотизма, раздражало короля и побуждало его так долго сопротивляться требованиям народа передать этому деятелю руководство делами страны. Сочетание таких разных причин – внутренний раскол, интересы в Нидерландах, отношение к Ганноверу – помешало раболепному и малокомпетентному кабинету министров, тоже расколотому внутренними распрями, дать нужное направление и стимулировать боевой дух в морской войне. Но лучшее состояние самого флота и более удовлетворительные результаты его операций могли бы поправить даже действия этого правительства. При сложившемся же положении война почти ничего не дала для разрешения конфликтов между Англией и ее особыми врагами.

На континенте после 1745 года все вопросы свелись к двум проблемам – какая часть австрийского наследства должна была достаться Пруссии, Испании и Сардинии и какие мирные условия будут вырваны Францией у Англии и Голландии. Морские державы тогда, как и прежде, несли расходы войны, которые теперь, однако, легли в основном на Англию. Маршал Сакс (Мориц Саксонский), командовавший в ходе этой войны французскими войсками во Фландрии, коротко охарактеризовал ситуацию для своего короля в полудюжине слов. «Сир, – писал он, – мир заключается в стенах Маастрихта». Этот укрепленный город открывал дорогу на Маас и путь французской армии в Соединенные провинции с тыла, поскольку английский флот в союзе с голландским флотом препятствовал нападению на Провинции с моря. К концу 1746 года, несмотря на усилия союзников, почти вся Бельгия оказалась в руках французов. Но вплоть до этого времени, несмотря на голландские субсидии австрийским властям, в Нидерландах воевали за них голландские же войска, в то время как Соединенные провинции и Франция формально оставались в мире. В апреле 1747 года «король Франции вторгся в Голландскую Фландрию, заявив, что он вынужден послать войска на территорию республики, чтобы пресечь помощь Генеральных штатов австрийским и английским войскам. В то же время король подчеркивал, что не намерен разрывать отношения с Голландией и что населенные пункты и территории, оккупированные его войсками, будут возвращены Соединенным провинциям, как только они представят доказательства прекращения помощи врагам Франции». Это была реальная, но необъявленная война. В этот год пали многие крепости, и успехи французов заставили Голландию и Англию начать переговоры. Они продолжались всю зиму, но в апреле 1748 года Мориц Саксонский осадил Маастрихт. (Мир ускорило другое. В 1746 году Россия восстановила союзные отношения с Австрией, в 1748 году, после переговоров, через Пруссию двинулся русский корпус. Опасаясь выхода русских на Рейн, Франция согласилась на мирные переговоры. – Ред.) Это повлекло за собой мир. (Мориц Саксонский в 1744 году теснил австрийцев в Эльзасе, в 1745 году разбил англо-голландскую армию при Фонтенуа, в 1746 – при Року, в 1747 – при Лауфельде, овладел Австрийскими Нидерландами и вторгся в Голландию. – Ред.)