Хроники времен Сервантеса - Владимир Фромер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1608 году жившая с его семьей родственница Сервантеса Магдалена вступила в общество терцинариев — так называлось братство мирян, объединенных под эгидой Францисканского ордена, и через два года приняла постриг. Ее примеру последовали сестра Андреа, а затем и жена Каталина. Сам же Сервантес вступил в Братство рабов святейшего причастия — возможно, потому что в это общество входили такие высокопоставленные особы, как герцог де Лерма, архиепископ Толедский Бернардо де Сандоваль-и-Рохас, популярные писатели того времени и даже сам Лопе де Вега. Этот кумир публики был врагом Сервантеса и причинил ему немало зла, но автор «Дон Кихота» продолжал восхищаться его талантом и творческой мощью.
Лишь в 1613 году Сервантес вновь появился в литературном мире, издав том из двенадцати новелл, написанных в поучение дочери Изабелле. В годы своих скитаний он, всегда зорко следивший за литературной жизнью, обратил внимание на входящие тогда в моду итальянские новеллы. Ему понравилась их легкая изящная форма, и он подумал, что неплохо было бы пересадить это итальянское растение на испанскую почву. И ему это удалось. Воспользовавшись своеобразной пикантностью итальянских сюжетов, он внес в них героический дух старой Испании. По литературному совершенству и стилистической отточенности новеллы не уступают «Дон Кихоту» и даже превосходят его. В этой книге Сервантес впервые проявляется как взыскательный стилист и мастер чувственно совершенного языка. В его новеллах выразительная сжатость стиля полностью соответствует четкости новеллистической композиции. «Новеллы» имели большой успех и за десять лет выдержали девять изданий.
Прошел всего год после успеха «Новелл», и в свет вышла сатирическая поэма Сервантеса «Путешествие на Парнас». Всю жизнь Сервантесу приходилось воевать, — то с турками, то с плохим театром, а теперь вот с плохими поэтами. В то время в Испании поэты плодились, как кролики. Это была целая корпорация бесталанных виршеплетов, изнеженных, болтливых и дерзких попрошаек. Они осаждали академические конкурсы и штурмовали дворцы знатных грандов в поисках покровителей и кормильцев. Все они выставляли напоказ свою нищету и свои жалкие творения.
В 1612 году эта свора борзописцев пришла в неописуемое волнение. Дело в том, что покровитель искусств граф Лемос, уезжая в Неаполь, где он получил пост вице-короля, объявил, что возьмет с собой лучших поэтов Испании. И тогда началось нечто невообразимое. Желающих оказалась тьма тьмущая. Доверенные лица графа Демоса братья Архенсола, которым было поручено произвести отбор, растерялись от такого обилия служителей муз. Ну, а Сервантеса не включили даже в предварительный список. Он никому не был нужен. Его недоброжелатели говорили, что время его прошло, что он устарел, этот бедный старик. Мол, проза у него еще куда ни шло, а вот со стихами абсолютный провал.
Сервантес, привыкший терпеливо сносить удары, на сей раз решил высказать все, что думает об этих людях и об их поэтических опусах. И он сделал это в бурлескно-сатирической поэме «Путешествие на Парнас», где крупными мазками изобразил сражение, которое велось за обладание поэтическим Олимпом между «хорошими» и «плохими» поэтами.
На минуту, но только на минуту, Сервантес позволил дать волю своей горечи. Устами Меркурия он воздал себе должное, то есть сделал то, чего он тщетно ждал от братьев по поэтическому цеху:
В этой поэме Сервантес дал оценку творчеству поэта. С присущим ему великодушием он о многих отозвался благожелательно, но это не убавило числа его врагов.
* * *
Что такое донкихотство? Трудно исчерпывающе ответить на этот вопрос, ибо донкихотство — понятие многообразное и трактуется по-всякому. Обычно донкихотство определяют как отсутствие чувства реальности и сравнивают с Дон Кихотом человека, прущего на рожон и потому нелепого, жалкого и смешного. Но при более глубоком понимании донкихотства в нем видят стремление преобразовать мир и победить зло личным примером, а также рыцарскую верность мечте, как бы ни противоречила она реалиям жизни.
Наиболее ярким проявлением донкихотства принято считать восьмую главу первого тома «Бой с ветряными мельницами», где в яркой форме проявляется сумасшествие Дон Кихота:
Тут они увидели тридцать или сорок ветряных мельниц, стоявших среди поля; заметив их, Дон Кихот сказал своему оруженосцу:
— Добрая судьба руководит нашими делами лучше, чем мы могли бы этого желать. Посмотри вон в ту сторону, друг Санчо, видишь там тридцать, а то и больше свирепейших великанов? Сейчас я вступлю с ними в бой и перебью всех до единого: эта добыча послужит началом нашего богатства, ибо такой бой праведен, и самому Богу угодно, чтобы сие злое семя было стерто с лица земли.
— Какие такие великаны? — спросил Санчо Панса.
— Да вот те, что перед тобой, — ответил Дон Кихот. — Видишь, какие у них огромные руки? У некоторых они длиной почти в две мили.
— Поверьте, ваша милость, то, что там виднеется, — вовсе не великаны, а ветряные мельницы, а то, что вы принимаете за руки, — это крылья, которые кружатся от ветра и вращают жернова.
— Сразу видно, — ответил Дон Кихот, — что в деле приключений ты еще новичок: это великаны; и если тебе страшно, так отойди в сторону и читай молитвы, а я тем временем вступлю с ними в жестокий неравный бой.
С этими словами он вонзил шпоры в бока Росинанта, не обращая внимания на крики Санчо, который уверял его, что он нападет не на великанов, а на ветряные мельницы. Дон Кихот, будучи твердо убежден, что перед ним великаны, не слышал криков своего оруженосца и не узнавал мельниц, хоть и были они совсем поблизости. Он мчался вперед, громко восклицая:
— Не бегите малодушные и подлые создания, ибо лишь один рыцарь нападет на вас всех!
В эту минуту поднялся легкий ветер, и огромные крылья начали вращаться. Заметив это, Дон Кихот продолжил: — Если бы у вас было больше рук, чем у самого титана Бриарея, вы бы замахали ими всеми, от расплаты вам все равно не уйти.
Сказав это и поручив свою душу Дульсинее с мольбой помочь ему в опасную минуту, он, прикрывшись щитом, с копьем наперевес, пустил Росинанта в галоп, и, ринувшись на ближайшую к нему мельницу, вонзил копье в ее крыло. В эту минуту сильный порыв ветра повернул крыло, и оно, разломав копье в щепки, потащило за собой и коня и всадника, которые прежалким образом отлетели на большое расстояние. Санчо во всю прыть своего осла поскакал на помощь своему господину и, подъехав, убедился, что тот не может шевельнуться: с такой силой он и Росинант грохнулись оземь.
— Господи помилуй! — воскликнул Санчо. — Не говорил ли я вам, ваша милость, чтобы вы были осторожнее и что это ветряные мельницы? Ведь только тому это не ясно, у кого самого мельницы в голове.
— Замолчи, друг Санчо, — ответил Дон Кихот. — Дела ратные больше всех других подвержены превратностям судьбы; тем более что мне думается — да так оно и есть на самом деле! — это колдун Фрестон, похитивший у меня книги и жилье, превратил и великанов в мельницы, дабы лишить меня славы победы: так сильна его вражда ко мне. Но рано или поздно его чары рассеются мощью моего меча.