Эпоха пустоты. Как люди начали жить без Бога, чем заменили религию и что из всего этого вышло - Питер Уотсон

Незаконченный четырехтомник Роберта Музиля «Человек без свойств», несмотря на его объем, не столь радикален, как другие модернистские романы, скажем, «Замок» Кафки, «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста, «Волны» Вирджинии Вульф или «Поминки по Финнегану» Джеймса Джойса, но он, как и перечисленные здесь романы, был прямо связан с биографией автора.

Музиль родился в австрийском городе Клагенфурте в 1880 году. Его отец был инженером и происходил из старинного аристократического рода, а сам писатель получил титул дворянина в 1917 году, за год до упразднения австрийского дворянства. Семья надеялась, что Роберт станет военным, однако он, хотя и отличился на войне, предпочел изучать технику в разных университетах, защитил докторскую диссертацию по философии, естественным наукам и математике, написал трактат о физике и философе Эрнсте Махе. Сначала его завораживали науки, их, как он это называл, «священная аура точности», «трезвость» их техник и свобода от иллюзий при проведении исследований. Но первый энтузиазм прошел: рутинная природа большей части экспериментов, разница между профессиональной и личной жизнью инженеров и техников – которые не могли применять дома те стандарты, что практиковали в работе, – все это вызвало разочарование Музиля, так что он обратился к литературе. Он побывал издателем литературного журнала Die Neue Rundschau и театральным критиком, а также получил премию Клейста и премию Гауптмана за свою пьесу Die Schwärmer, герой которой, профессор психологии, переживает разочарование как в своем браке, так и в научных исследованиях.

В 1920-е годы Музиль начал работу над «Человеком без свойств» и писал эту книгу почти ежедневно. Подобно Дьердю Лукачу, Вальтеру Беньямину и Вирджинии Вульф, он считал, что его роман соответствует ситуации в философии его поколения и воплощает в себе «ужасающее удивление перед лицом иррационального мира». Романы – по крайней мере его романы – были чем-то вроде эксперимента (нечто подобное делали Эйнштейн и Пикассо), где изображение одновременно представляется и в профиль, и в анфас. Д. М. Кутзее говорил, что «Человек без свойств» – «книга, которую обгоняла история, пока она писалась». Это верно по меньшей мере в одном смысле: после выхода первых трех частей в 1930 и 1933 годах Музиль, чья жена Марта была еврейкой, был вынужден переехать в Швейцарию. Он называл Гитлера «живым неизвестным солдатом».

Действие романа разворачивается в 1913 году, накануне Первой мировой, в придуманной стране под названием Какания. Это явно соответствует Австро-Венгрии, которую называли Kaiserlich und Königlich, или K.u.K., что обозначало союз Венгерского королевства с империей австрийской короны. Несмотря на ее большой объем, эту книгу считают одним из самых прекрасных литературных произведений, описывающих начало ХХ века, один из таких шедевров, для которых «не бывает слишком много интерпретаций». Ее называли постбергсоновской и разными другими прилагательными с приставкой пост-, где второй частью слова стояли имена, кроме Бергсона, Эйнштейна, Резенфорда, Бора, Фрейда, Гуссерля, Пикассо, Пруста, Жида, Джойса и Виттгенштейна. И несомненно, она была постхристианской.

Здесь есть три взаимосвязанные темы, создающие рыхлое общее повествование. Во-первых, это поиски, которыми занят главный герой, Ульрих фон…, венский военный, ставший инженером, затем математиком, затем интеллектуалом, ориентирующийся на «твердую духовную смелость» Ницше. Он пытается постичь смысл современной жизни, для чего хочет понять мысли Моосбругера, убившего юную проститутку. Ульриху за двадцать, он не женат и недавно вернулся в Вену, проведя до того сколько-то лет заграницей. Хотя он еще сохранил ум ученого, Ульрих (подобно Музилю) уже разочаровался в научном подходе – страсть во многом ушла из его жизни, и он вступает в довоенное общество Вены, в ее социальные и интеллектуальные круги. Во-вторых, это взаимоотношения (и роман) Ульриха с его сестрой, Агатой, контакт с которой он потерял в детстве. В-третьих, это социальная сатира на Вену того времени. Музиль не успел завершить четвертую часть своего объемного романа. Он умер, почти в полном одиночестве, в 1942 году в Швейцарии. («Сегодня они нас игнорируют, – не переставая язвить, сказал он одному другу, – но как только мы умрем, они будут хвастаться тем, что дали нам убежище».)

Музиль работал над романом почти как ученый, он даже получил доступ к убийцам, сидящим в венской тюрьме. В одном месте книги Ульрих отмечает, что убийца высок и широкоплеч, а «изгиб его грудной клетки напоминает развернутый парус на мачте», но порой он чувствует себя маленьким и нежным, как «медуза, плавающая в воде», – это бывает, когда его трогает читаемая книга. Ни одно описание, ни одна характеристика, ни одно свойство к нему не подходит. В этом смысле он человек без свойств: «У нас уже нет внутренних голосов; разум стал тираном нашей жизни». Моосбругер верит только в то, что он может понять, но не в бога и живет по своей бесчеловечной логике (другие люди существуют лишь для того, «чтобы ему мешать»), что сделало его убийцей.

Таким образом, подлинная тема книги – что значит быть человеком в научную эпоху. Если мы можем верить только в свои ощущения и знать себя только так, как нас знают ученые, если все обобщения и разговоры о ценностях, этике и эстетике бессмысленны, как говорили философы Венского кружка (см. главу 14), как нам жить? Этот мастерский и сильный роман полон язвительных, оригинальных и остроумных наблюдений: «В будущем, когда наши познания возрастут, слово «судьба», вероятно, приобретет статистическое значение». «Отличие нормального человека от безумца заключается только в том, что ум нормального страдает ото всех психических нарушений, а ум безумца – лишь от одного». «Нужно любить идею как женщину; радуйся, когда ты к ней возвращаешься».[428]

Тем не менее Музиль никогда не оставлял надежды на то, что однажды каким-то образом наука и техника и даже военное дело окажутся в сфере духа, хотя он понимал, насколько утопична такая надежда. «Человек уже лишен дара интерпретировать свои переживания без сомнений, колебаний и гипотез – при всех тех знаниях, что мы сегодня имеем, объяснения феноменов как бы утратили свою сердцевину: доброта есть особая разновидность эгоизма; эмоции есть выделение некоторых желез; тело человека на 80–90 % состоит из воды; нравственная свобода есть побочный продукт свободной торговли; статистика рождений и самоубийств показывает, что наши самые интимные решения суть запрограммированное поведение. [Ульрих] всегда прав, никогда не счастлив и никогда, за исключением кратких моментов, ничем глубоко не интересуется».[429]

Музиль признает, что старые категории мышления людей – эти «перевалочные» идеи о расах или религии – уже вышли из употребления, но чем их тогда можно заменить? Подобно Рильке, он говорит о подчинении и сдаче, что отражает образ одной героини его книги, Клариссы, жены человека, с которым Ульрих дружил в детстве, а потом расстался. Она говорит, что «следует уступить иллюзии, если только человеку дана благодать иметь таковую». (Это перекликается с пьесами американского драматурга Юджина О’Нила, о котором речь пойдет в следующей главе.) В «Человеке без свойств» ничего прямо не сказано, но эта мысль – что устойчивые отношения с одной большой и всесторонней идеей, которая, как тебе понятно, лишь одна альтернатива среди многих других, в секулярном мире равнозначна благодати, – звучит как некий вывод. Это перекликается с «общими мифами» Генри Джемса.