Пангея приветствует тебя - Оливия Штерн

Окончание фразы Ним произнес совсем глухо, почти шепотом, но Рион прекрасно его расслышал.

Он, щурясь, смотрел в широкую спину шелтеру, с трудом борясь с желанием дать в морду и этому. Вдохнул глубоко. Выдохнул. А затем медленно, чеканя каждое слово, произнес:

— Ты можешь не верить в Пангею, Ним, я не буду настаивать. Но чем ты лучше меня? Я не беру твою сестру, потому что не хочу оставлять у нее плохие воспоминания обо мне. Она очень молода и еще неумна, потому что за всю свою жизнь не видела ничего кроме этой вашей пещеры, очага и грязных мисок. Она сама толком не знает, что ей нужно. А ты? Ты в заботе о шелте отдал ее неведомо кому, убийце, порезавшему ваших старейшин как баранов. Ты спросил ее, хочет ли она быть с этим незнакомцем? Нет, не спросил. Ты думал о том, что надо остановить или хотя бы замедлить вырождение. Отдельно взятая сестра тебя не волновала вообще. Так что будь добр, избавь меня от нотаций. Я не хочу больше ничего слышать об этом. Дея будет свободной, я об этом позабочусь.

Степь купалась в сумерках. Райдер давно улетел, прихватив добычу. В чем-то он оказался прав: дракон ну просто взъярился при одном только виде Ранмара, и шелтер приложил немало усилий, чтобы его усмирить. Даже когда капитана спрятали там, где нашли аэроцикл, дракон долго еще лупил землю хвостом и оставлял глубокие, рваные борозды когтями. Забвение. Это было плохо. Рион надеялся, что Ранмар и драконы будут работать вместе, когда это понадобится.

Хотя все это решаемо… Как-нибудь…

Потом они выпили воды и перекусили пресными лепешками с вяленым мясом. Ранмар понюхал кусок лепешки и скривился так, словно ему предложили разложившуюся падаль с червями. Зато порцию мяса, которая причиталась Риону, Ранмар проглотил как муху и уставился на людей с выражением муки в желтых глазах. Мол, только аппетит раздразнили.

— Он объест шелт, — объявил тогда Ним, — небось, жрет ведрами.

— Он будет сам охотиться, — неуверенно сказал Рион, — так ведь, капитан?

Рармар шумно почесал задней лапой за ухом, глянул с презрительным осуждением.

Разговор не вязался.

Ним, вероятно, думал о перспективах шелта, сестры и неведомой женщины, за которую повелитель шелта едва не убил своего соратника.

Рион улегся в траву и, заложив руки за голову, попробовал вздремнуть. В основном, чтобы скоротать время и не чувствовать себя виноватым перед Нимом — да и перед всем шелтом заодно. Ним не верил в перспективу переселения в Пангеию, и правильно делал. Помогал при этом, неведомо ради чего. И буквально требовал, чтобы Рион наконец осчастливил его сестру ребенком.

Лично Риону все это не нравилось, несмотря на то, что Дея тоже была за ребенка.

Чувствовал он себя при этом последней сволочью, хотя, казалось бы, дело нехитрое. Отчего-то не мог он взять — и своими руками разломать все то, что составляло чистый, невинный и замкнутый на шелте мир Деи. Она напоминала Риону его самого — до того самого момента, пока…Ним желал видеть свою сестру племенной кобылой, обновляющей кровь. Рион ей такой роли не хотел. Поди пойми, кто здесь прав.

А после недавнего разговора с Нимом он только еще больше укрепился в мысли о том, что обязательно покажет девчонке этот мир. И Пангею в том числе. А уж потом, когда Дея повидает все, пусть думает, что ей нужно. Вернуться ли в шелт, остаться ли в Пангее.

С точки зрения шелта, традиций шелта и жизни в шелте это было вопиюще неправильно. Женщина не должна знать лишнего, и только тогда она качественно и даже добровольно выполняет отведенную ей социальную роль.

С точки зрения Риона, напичканного чужими знаниями, это было по крайней мере честно по отношению к Дее. Каждый должен иметь выбор хотя бы из двух альтернатив.

Был, правда, нюанс, который вносил сумятицу в планы Риона. Внезапно оказалось, что выросшая в пещере девчонка несла в себе чистоту, и это было чуждым для свободного гражданина Пангеи.

Рион усмехнулся.

Воспоминания, старательно отодвигаемые им в самые пыльные закоулки памяти, вновь просыпались.

Что ты там думаешь о чистоте, Рион?

А как насчет Сербиллы Альен?

Что ж ты вздрагиваешь, едва лишь вспоминая ее губы, алые, лаково блестящие?

Она ведь ничего толком не успела тогда, перед тем как умереть…

Воспоминания были слишком яркими, на грани реальности. Снова — острая боль в запястьях, в предплечьях. Он лишь на пару сантиметров не достает ногами до пола, и это только усиливает боль. Как он очутился в этой темной комнате без окон, где из всей обстановки — только бордовый ковер на полу? И что делают здесь те двое в масках? И, наконец… зачем здесь Сербилла Альен, в легком, почти прозрачном платье?

— А-а, очнулся, наконец, — произнесла Сербилла мягким, певучим голосом, — стоило немалого труда умыкнуть тебя у моей драгоценной племянницы. Что ж она так в тебя вцепилась, а? Может, она уже давно с тобой развлекается, и потому такая жадина?

Рион тогда мало что понял. Единственное, что было ясно — так это то, что он похищен, находится неведомо где в полной власти тетки Таны, на странные наклонности которой ему уже намекали раньше.

Сербилла взяла стул, подвинула его поближе и села. На расстоянии двух метров и в свете тусклых желтоватых ламп она уже не казалась красивой: вечно молодое лицо стало похоже на маску. Под глазами — тени. Яркие губы как будто искусственные. Мертвец, натянувший на себя оболочку живой женщины.

— Теперь мы можем познакомиться поближе, — неприятно растягивая гласные, начала Сербилла, — сперва напомню тебе, кто ты. Ты — нейр. Твоя жизнь ничего не стоит. Таких, как тебя, делают для того, чтобы ты служил людям. Делал то, что от тебя требуется… или наоборот, доставлял удовольствие теми способами, которые предпочтительны нам. Мне нравится, когда нейры медленно умирают и кричат от боли. Мне это приятно. Даже более приятно, чем просто секс. Когда ты повисишь еще немного, мои нейры разденут тебя, потом начнут срезать с тебя кожу. Потом мышцы. Я не знаю, как долго ты протянешь, но свое я точно сегодня получу. Правда, придется Тане подарить нового нейра, но, полагаю, ей все равно.

«Она в самом деле безумна», — подумал тогда Рион, вспоминая слова Кирта, — «ее матрица оказалась повреждена».

И одновременно пришло понимание, что он обречен. Никто не придет, никто не выдернет из белых рук Сербиллы с яркими длинными ногтями в цвет крови. Перед мысленным взором мелькнул его пластиковый домик садовника, утопающий в розовых кустах. Видение было столь сильно, что Рион даже успел ощутить легкий аромат цветения и росы на свежескошенной траве. И все это сменилось удушающим зловонием духов Сербиллы.

Она подошла вплотную и, улыбаясь, провела жестким ногтем по щеке.

— Ну что, приступим?

Но именно в то мгновение Рион вдруг осознал, что она колеблется. Сомневается, не зная, что выбрать.

Он, правда, совершенно не знал альтернатив, о которых могла думать Сербилла, но по наитию ухватился за спасительную паутинку.