Аномалия - Денис Бурмистров

Виктор читал страницу за страницей, все больше поражаясь, как девушка не сошла с ума после первого года своего заточения. Удивлялась этому и сама Кира. Удивлялась и жалела об этом. Возможно, кто-то и мог бы позавидовать девушке – проживая жизнь и осознавая это лишь разумом, телом она навечно оставалась двадцатисемилетней. Только вот ей такое «благо» было не нужно, Кира очень хотела прекратить происходящее пусть даже и ценой безумия.

Ее развлечениями были чтение книг, прослушивание одних и тех же мелодий по радио, просмотр одних и тех же передач по телевизору, готовка из одного и того же ассортимента продуктов, хранящихся в холодильнике, уборка, сон, перестановка мебели, разгром квартиры, вязание, лежание в ванне и рисование. Последнее у девушки получалось особенно хорошо, она делала наброски карандашом в большом альбоме. Рисунки с новым днем не пропадали. Впрочем, чем дальше листал альбом Виктор, тем чернее и обреченнее становились рисунки.

Когда Кира поняла, что безумие не придет, она стала думать о другом. И мыслями все не ограничилось…

Виктор щемящим сердцем читал про то, как Кира пыталась покончить жизнь самоубийством. Это решение пришло само собой, как нечто обыденное и своевременное. Девушка писала об этом в дневнике, как о походе в магазин, без эмоций и сожалений. Она написала, что сегодня попытается убить себя, потому как не видит смысла своего существования и выходов из сложившейся ситуации. Написала, что ей тяжело, что нет больше сил, что иссякла надежда. Простилась с дневником и с теми, кто, возможно, когда-нибудь будет читать эти страницы. Потом пошла и вскрыла себе вены в ванне.

Следующая запись была: «Это снова я, проснулась в своей кровати. Я жива. Жаль».

Более Кира не экспериментировала с самоубийством, писала, что не хочет приобрести дурную привычку. Дурную, глупую и бессмысленную.

С какого-то момента Кира стала замечать странности в устоявшемся порядке вещей. Она подметила, что предметы, которые она клала в одном месте, пропадали, а потом появлялись в другом месте. Иногда она видела какие-то тени, слышала непонятные обрывки разговоров или стук шагов. Сами собой включались свет, вода, газовая конфорка. Передвигались предметы…

Виктор понял, что это как раз те дни, когда квартиру нашел кто-то из инсайдеров, возможно тот же Ниндзя.

Кира же предположила, что наконец разум покидает ее. Она обрадовалась. Правда, спустя время ей пришлось признать, что причины у всех этих необъяснимых явлений все же иные. Но для себя объяснить их тем не менее не смогла.

Периодически появлялись записи о том, что кто-то скребется во входную дверь. Иногда слышны мяуканье и урчание. Но, само собой, дверь девушка открыть не смогла…

Виктор закрыл книгу, поправил повязку. Степной Волк, герой книги Гессе, чем-то напомнил ему его самого. Такой же потерянный, запутавшийся, опустошенный. И лишь женщина открыла перед ним новую жизнь. Наполнила ее смыслом.

Кира прошла мимо, пустила воду, наполняя ванну.

– Ну, мне, пожалуй, пора, – Виктор спрыгнул с подоконника и пошел к выходу.

Кира иной раз любила после ванны ходить по квартире в одном полотенце, чем первый раз несказанно смутила Куликова. Он тогда выскочил из квартиры с горящими от стыда ушами. Все-таки было что-то неестественное в подглядывании за обнаженной девушкой, которая тебе нравится, но даже не знает о твоем существовании. Как бы ни хотелось, но Виктор запретил себе это делать.

Куликов шел на выход, когда услышал еле слышное царапанье с лестничной клетки. Открыл входную дверь, заинтересованно отходя назад.

В квартиру вошел здоровый полосатый кот. Поднял на Виктора желтые глазищи и громко мяукнул.

– Вот же бродяга! – улыбнулся старому знакомому Куликов. Он опустился на корточки и погладил кота, который с удовольствием подставил голову и спину. Потом поднырнул под коленом, потерся боком, задрав хвост, и пошел дальше в комнату.

За спиной испуганно пискнули, и дрожащий голос Киры произнес:

– Здравствуй, котик.

У Виктора отвисла челюсть. Он повернулся и увидел, как девушка с круглыми от удивления глазами гладит полосатого котяру. Который разве что не подмигивал Виктору, довольно щурясь.

Иван стоял перед окном и смотрел на улицу сквозь пыльное стекло. В руке он держал очки. Спустя пару минут отвернулся, с силой потер закрытые глаза и водрузил очки на место.

Так Иван делал уже несколько дней, приучая глаза к естественному свету. Медленно, но верно он увеличивал это время. Виктор даже заметил, что радужка глаз друга стала чуть темнее.

Тему двойников и мертвых инсайдеров они больше не затрагивали. Иван привык к своему имени, уже не считал его «рабочим». Виктор старался просто не думать об этом. Однако Куликов то и дело ловил себя на том, что сравнивает себя с лысым, а тот периодически впадал в какую-то глухую депрессию, выходил подальше в подъезд или в другую комнату, старался побыть один. Виктор к нему не лез.

Впрочем, Куликову сейчас было ни до чего. Плечо шло на поправку, припасов друзья натащили на полгода вперед, Маяк служил надежной защитой от врагов. Но все это мелочи. Главное, что он нашел способ общаться с Кирой.

Тот памятный день Виктор помнил очень ярко. Полосатый разбойник, чудом появляющийся в его номере гостиницы, мелькающий то тут, то там в Медузе, каким-то образом пробравшийся в Маяк, умел свободно переходить из одного времени в другое. Это многое объясняло. Многое, но не то, как у него это получалось, почему он стал обладать такими свойствами, и главное, почему именно он. С виду – обычный кот, полосатый хам с самодовольной мордой, с рваным ухом и отбитым клыком. Удовлетворенный своей жизнью и абсолютно независимый.

Как же радовалась Кира, когда в своей устоявшейся, словно болото, жизни увидела нового персонажа. Она буквально не отходила от кота, дала ему кличку Чудо, вывалила все, что нашла в холодильнике. Кот буквально купался в тепле и заботе. Под занавес он даже уснул у девушки на коленях, подставив для чесания пушистое пузо.

Виктор с умилением смотрел на все это. Даже пытался экспериментировать – брал кота на руки. В такие моменты Кира переставала видеть Чудо, начинала крутить головой и звать его. Но стоило Куликову отпустить кота, как он тут же появлялся в застывшем мире рыжей девчонки.

И тогда его посетила мысль, которая буквально подбросила Виктора на месте, заставила, словно мальчишку, нестись в свою комнату и искать старую кобуру от пистолета. Нашел. Кожаная кобура закрытого типа, с клапаном на кнопочке. Как раз то, что надо!

Корпел он долго, почти час. Сначала вырезал с помощью обломанного швейцарского ножа полоску кожи, на которой были металлические кнопки. Потом, прокалывая себе пальцы толстой и тупой иглой, матерясь и шипя, принялся сшивать вместе две полоски, чтобы получился длинный ошейник на кнопке. Сбегал к Кире, промерил толщину шеи кота. Оказалась толщина запястья. Здоровый, однако, лось.