Собор Дарвина. Как религия собирает людей вместе, помогает выжить и при чем здесь наука и животные - Дэвид Слоан Уилсон

Христианская образность в повествовании позволяет предположить, что христианская религия сама по себе была важным элементом церемонии прощения. Однако пока что не будем об этом судить. Христианство хорошо известно тем, что приноравливается к культурам «обращенных» народов. Священники черногорцев выполняли важные функции, но воевали как все – о них даже не упоминается в рассказе. Ключевые элементы церемонии прощения можно описать без отсылки к христианству: воля общины; суд, состоящий из членов общины, уважаемых обеими сторонами конфликта; немалые затраты со стороны, убившей на тот момент больше; сознательное установление родства сторон через крещение младенцев, после которого взрослые с одной стороны обязаны заботиться о детях другой стороны; ритуал унижения, который, учитывая гордую натуру черногорцев, мог быть самой сложной частью всей церемонии. Не может быть сомнений в том, что это симфония, сыгранная на инструментах культуры, приводила к психологической трансформации, которую точно можно описать как «радость истинного прощения», хотя нам и не сказано, как долго она длилась.

Повествование наводит на мысль еще об одной, более широкой культурной симфонии, партитура которой определяет жизнь черногорцев; она совершенно отлична от описанной особой церемонии. К вражде большинство людей относится как к общественной патологии. Но при верном ее понимании вражда оказывается частью необычайно влиятельной этической системы, которая вовсе не нарушает мир, а напротив, играет гораздо более важную роль в его сохранении. Бём (Boehm 1984, 187–188) проводит впечатляющую аналогию с летальными несчастными случаями на дорогах Америки:

Оказывается, уровень смертности из-за распрей на Балканах более чем вдвое ниже, чем уровень смертности, вызванный в Америке автомобилями (хотя показатель, определяемый распрями, был, вероятно, выше в течение прошедших веков). И тем не менее, даже если мы решим отдать должное позиции Бёма, мы должны сохранять уравновешенный подход. Вражда в клановых обществах и несчастные случаи на дорогах в современных обществах в нашем гроссбухе определенно относятся к графе «затраты». Возможно, они связаны с еще более значительными выгодами – а может, и нет. Представление культуры в виде симфонии или дома вовсе не означает, будто каждая нота совершенна, а каждый кирпичик на своем месте. Когда эволюция пишет симфонию или строит дом, они, несомненно, не будут идеальны. Я легко могу представить общественное движение, скажем, «Матери против пьяных за рулем» (МППР), постоянно снижающее количество происшествий на дорогах путем принятия законов и изменения «сознательности нации» (термин весьма уместный с точки зрения теории многоуровневого отбора). К тому же даже очень адаптивные структуры зачастую не могут с легкостью развиться в радикально иные. Мышь не может с легкостью развиться в жирафа, церковь нелегко перестроить в тюрьму, и, вероятно, очень трудно превратить раздираемое распрями общество в современную демократию, несмотря на то, какие выгоды это в итоге принесет (Putnam 1992; Fukuyama 1995). Современное понимание эволюции признает как присутствие, так и отсутствие функционального дизайна. Однако на фоне последних пятидесяти лет размышлений и исследований в биологии и социальных науках нужно подчеркнуть именно то, что функциональный дизайн присутствует на уровне культур, рассматриваемых как единое целое.

Мы можем подвести итог пути, пройденного в этой главе. Многие качества, которые часто приписывают лишь человеку, на самом деле имеют древнее биологическое происхождение, поскольку они адаптивны и не требуют особых умственных способностей для своего проявления. Впрочем, это даже отдаленно не умаляет важность культуры для человеческих дел. Культуры нужны для выстраивания человеческого поведения в условиях специфической среды. Неисчерпаемость культур дает возможность направлять наши врожденные психологические импульсы по разным путям. Большинство культур, способные возникнуть, неадаптивны, и ради нашего же блага нам следует надеяться, что существует процесс, позволяющий отсеять многие вероятности и оставляющий лишь те, которые, по крайней мере, как-то адаптированы к окружающим условиям. Чем крупнее становится человеческая группа, тем сильнее необходима культура для того, чтобы направлять по определенному руслу эмоциональные проявления нашей врожденной психологии, изначально спроектированной прежде всего для действия в малых группах. На этом фоне прощение, особый предмет данной главы, должно пониматься как в высшей степени организованный и чуткий к обстановке тип поведения, выражение которого может адаптивно различаться от культуры к культуре.