Маяк - Филлис Дороти Джеймс

Пэджетт начал рассказывать так, будто излагал письменные показания, выученные наизусть:

— Моя работа — развозить еду, заказанную гостями накануне по телефону, это я и делал в семь часов утра.

Единственный человек, которому требовались продукты, был доктор Йелланд в Маррелет-коттедже. Ему нужны были холодный ленч, молоко, яйца и несколько компакт-дисков из музыкального отдела библиотеки. У его коттеджа, как почти у всех, есть крытое крыльцо, так что я оставил еду там. По инструкции мне так и полагается делать. Доктора Йелланда я не видел и вернулся в Большой дом на автотележке к семи сорока пяти. Оставил тележку во дворе, на обычном месте, и возвратился сюда. Я подавал заявление в один из лондонских университетов о разрешении пройти там курс психологии, и мой куратор попросил меня написать обоснование такого выбора. У меня нет высших оценок, но это, по-видимому, не имеет значения. Я был дома, работал до тех пор, пока мистер Мэйкрофт не позвонил чуть позже девяти тридцати, чтобы сказать, что мистер Оливер пропал и мне надо принять участие в поисках. К тому времени стал подниматься туман, но я, конечно, все равно пошел. Я присоединился к группе, собравшейся во дворе перед домом. Я как раз был у маяка, позади мистера Мэйкрофта, когда туман рассеялся и мы увидели труп. Потом услыхали, как закричала Милли.

— И вы совершенно уверены, что никого не видели — ни мистера Оливера, ни кого-либо другого — до того, как присоединились к поисковой группе? — спросила Кейт.

— Я уже говорил вам. Я никого не видел.

В этот момент зазвонил телефон. Пэджетт вскочил на ноги.

— Я обязан взять трубку, — сказал он. — Телефон — на кухне. Мы перенесли его туда, чтобы мать не беспокоить.

Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Кейт заметила:

— Если это миссис Бербридж пытается его застать, то разговор будет недолгим.

Дэн не возвращался. Кейт и Бентон поднялись со своих мест, и Кейт подошла к стеллажу.

— Это, вероятно, книги его матери, — сказала она, — в основном любовные романы. Но есть и одна книга Натана Оливера — «Пески Трувиля». Похоже, ее читали, но не так уж часто.

— Заглавие звучит как название блокбастера, — откликнулся Бентон. — Необычно для Оливера. — Он стоял у камина, разглядывая фарфоровые фигурки. — А эти-то наверняка принадлежали матери, так почему они все еще здесь? Они должны были стать первыми кандидатами на поездку в благотворительную лавку в Ньюки, если только Пэджетт не хранит их из сентиментальных соображений.

Кейт подошла к нему поближе.

— И правда, можно было бы подумать, что они первыми отправятся за борт.

Бентон задумчиво поворачивал в руке одну из фигурок — даму в кринолине и шляпе, украшенной многочисленными лентами. Дама томно пропалывала садовую дорожку изящной мотыгой.

— Вряд ли подходящий наряд для такой работы, правда? — спросила Кейт. — Эти туфельки и пяти минут не продержатся за пределами спальни, а шляпу сдует первым порывом ветра. А что вас заинтересовало?

— Думаю, самый обычный вопрос, — ответил Бентон. — Почему я с презрением отношусь к таким вещам? Не похоже ли это на культурный снобизм? Я вот что имею в виду: не потому ли я презираю эти вещи, что меня научили так судить о культурных ценностях? В конце концов, ведь эта фигурка хорошо сделана. Она сентиментальна, но существуют и настоящие произведения искусства, которые тоже можно назвать сентиментальными.

— Какие произведения искусства?

— Ну Ватто, например. «Лавка древностей», если подумать о литературе.

— Лучше поставьте-ка ее на место, — посоветовала Кейт. — А то еще сломаете. Но вы правы насчет культурного снобизма.

Бентон поставил фигурку, и они вернулись за стол. Дверь открылась, в гостиную вошел Пэджетт. Он сел напротив них и сказал:

— Мне очень жаль, что я задержал вас. Это из колледжа звонили. Я пытаюсь уговорить их принять меня пораньше. Конечно, учебный год уже начался, но только что, они могли бы принять меня в виде исключения. Но я думаю, это зависит от того, как долго вы предполагаете здесь пробыть.

Бентон знал: Кейт могла бы объяснить Пэджетту, что полиция пока не имеет права задерживать его на острове, однако она этого не сделала.

— Вам надо будет поговорить об этом с коммандером Дэлглишем, — посоветовала она. — Ведь понятно, что если нам пришлось бы опрашивать вас в Лондоне, а возможно, и в колледже, это было бы гораздо неудобнее для вас, да и для них тоже, чем разговаривать с нами здесь, на острове.

На взгляд Бентона, это было сказано не очень искренне, но, по-видимому, оправданно. Они снова расспросили Дэна о том, что произошло после того, как был обнаружен труп Оливера, и его рассказ полностью совпал с тем, что говорили им Мэйкрофт и Стейвли. Он помог Джаго снять веревку с шеи Оливера и слышал, как Мэйкрофт велел Джаго повесить ее обратно на крюк, но после этого ее не видел и до нее не дотрагивался. Он не имел ни малейшего представления о том, кто снова входил в башню маяка — если вообще кто-то туда входил.

Под конец Кейт сказала:

— Нам известно, что мистер Оливер рассердился на вас за то, что вы уронили за борт пробирки с образцами его крови для анализа. Кроме того, нам говорили, что он вообще относился к вам критически. Это правда?

— Все, что я для него делал, всегда было не так. Конечно, мы не так уж часто с ним общались. Нам ведь не полагается разговаривать с гостями, если только они сами того не пожелают. А он тоже был гость, хоть и вел себя так, будто он здешний житель и по какому-то особому праву на острове находится. Но если он со мной заговаривал, то обычно для того, чтобы жалобу высказать. Иногда он сам или мисс Оливер были недовольны продуктами, которые я им привозил, или он утверждал, что я неправильно заказ выполнил. Я чувствовал, что он просто меня недолюбливает. Он такой человек… Он был таким человеком, которому обязательно надо к кому-то придираться. Только я его не убивал. Я даже животное не мог бы убить, не то что человека. Я знаю, некоторые на острове хотели бы, чтобы виновным оказался я, потому что я тут так и не прижился: они это имеют в виду, когда говорят, что я не островной житель. А я и не хотел никогда им быть. Я сюда приехал потому, что моя мать так решила, и рад буду уехать, начать новую жизнь, получить квалификацию и настоящую работу. Я лучшего заслуживаю, чем всякую случайную работу выполнять.

Эта смесь жалости к самому себе и агрессивности выглядела весьма непривлекательно. Бентону пришлось себе напомнить, что это все-таки не делает Пэджетта убийцей. Он спросил:

— А вы больше ничего не хотите нам сказать?

Пэджетт некоторое время рассматривал поверхность стола, потом произнес:

— Еще только про дым.

— Какой дым?

— Ну, наверно, кто-то в Перегрин-коттедже рано встал и за дела принялся. Камин разжег. Я в спальне был, в окно выглянул и увидел дым.

Голос Кейт звучал предельно сдержанно: