Наследница поневоле - Ирина Львова

Проинструктировав тех троих, кого он избрал для выполнения ответственного спецзадания, он дал приказ начинать штурм.

Надо отметить, что Гена, Геннадий Валентинович, с детства отличался невероятной смелостью и отчаянным характером. Правда, проявлялся его героизм настолько по-идиотски, что в школе к нему прилипла кличка Боцман, слишком часто он слышал в свой адрес фразу из анекдота, давно ставшую расхожей: «Дурак ты, боцман, и шуточки у тебя дурацкие!»

Впрочем, это не смиряло его кипучую энергию и не убавляло стремления к героическим свершениям.

При прохождении службы в рядах Советской Армии он регулярно потрясал командование и личный состав дикими выходками, которые, как потом выяснялось, совершались им не из хулиганских побуждений, а исключительно из желания как можно лучше выполнять свой воинский долг. Словом, армия вздохнула с облегчением, распрощавшись с Геной Глебовым, зато зарыдала родная милиция, опрометчиво распахнувшая свои объятия ревностному служаке… Но рыдала она недолго, поскольку ни начальство, ни сослуживцы терпеть страстного стремления Геннадия к подвигу не захотели.

Кое-кто, правда, по извечному русскому благодушию, порывался Гену отстоять, ссылаясь на то, что кадры, мол, воспитывать надо, однако успеха заступники не имели: законченных идиотов в милиции все-таки не держат.

Штурм был произведен в лучших традициях американского кино и в соответствии со стилем работы наших боевых спецназовцев.

Глебов никак не ожидал наткнуться в квартире Лизы Батуриной на лейтенанта милиции (его появление прошло для Глебова незамеченным), который в свою очередь никак не ожидал, что кто-то осмелится врываться к Батуриной подобным образом.

Ударом ноги экс-милиционер выбил из руки Кирилла Карасева табельное оружие, а оказавшийся его напарником рябоватый, белобрысый, вечно смурной парень по кличке Лапша, с юных лет уверенный, что все неприятности в мире проистекают от ментов, с удовольствием треснул лейтенанта милиции по голове удачно подвернувшейся ему под руку здоровенной керамической вазой, из которой высыпались мирно увядавшие розы, подаренные Лизе Гаррисом. Карасев рухнул без памяти на ободранный, три дня немытый паркет.

Бет Моргенсон завизжала и попыталась схватить валявшийся возле ее ног «ТТ», но Глебов ее опередил.

— Не двигаться! — приказал он, направляя дуло то на Херби, то на Бет. — Эй, подбери волыну!

Лапша поспешно выполнил распоряжение.

Херби с отчаянием приговоренного к смерти завопил о правах свободного гражданина США, и Бет Моргенсон вторила ему с удвоенной ощущением опасности силой.

— Заткнитесь! — приказал Глебов и кивнул напарнику. — Вяжи их.

Лапша засомневался:

— Не по-нашему орут! Не те. То есть девка — не та. Я ту на фотке кнокал!

— Маскируется! — безапелляционно заявил Глебов и накинул на голову истошно завизжавшей Бет покрывало с дивана.

Лапша резко заломил руку Херби и сказал:

— И то верно — наше дело захватить. А там пусть начальство разбирается.

Глебов заметил ключ, который выпал на пол из разжавшихся пальцев Херби, взглянул на не подававшего признаков жизни Карасева и нехорошо усмехнулся.

— Эй… — обратился он к напарнику, с которым не удосужился познакомиться. — Подними ключ. Запрем лягавого.

— Ха! Кайф. — Рябоватое лицо парня расплылось в улыбке.

Глебов дал сигнал уходить двоим дежурившим на балконе Маркова, перекинул через плечо брыкавшуюся Бет и пошел вперед, не дожидаясь, пока Лапша, которому приходилось заботиться о том, чтобы не удрал Херби, справится с замком. Впрочем, рябоватый парень оказался проворным и ловким. У выхода он догнал Глебова и, деловито подталкивая Херби в спину пистолетом Карасева, принялся глубокомысленно рассуждать о том, что раз девка была в правильной квартире, то должна быть той самой — иначе как она могла здесь оказаться?

Пленных запихали в разные машины и повезли.

Выпущенный из отделения Баруздин только и увидел хвосты уезжавших автомобилей. Он с тоской взглянул на разгромленный балкон Батуриной, проклял Кирсанова и его протеже. Николай Константинович сидел в отделении как на иголках, ожидая, что Глебов что-нибудь выкинет, но такого он не мог увидеть даже в кошмарном сне. Баруздин отправился на поиски такси. Он прекрасно понимал, что оказал Кирсанову медвежью услугу, оставив психа Глебова без присмотра, и теперь не благодарности, но кар суровых, громов и молний ждал на свою бедную, в общем-то, ни в чем не повинную голову…

Федор Апраксин припарковал машину, в которой сидели еще двое парней, прихваченных им на дело, у соседнего с Лизиным подъездом. Они опоздали всего на несколько минут, заплутав в переулках малознакомого района, но все-таки опоздали.

«Ну теперь развоняется иностранец! — думал Апраксин, поглядывая на часы. — Только где он сам-то?»

Он открыл окно и, нервничая, закурил.

Иностранец не заставил себя ждать. Только это оказался совсем другой иностранец.

Из ближайших кустов выскочил, отряхиваясь, как собака, светловолосый парень в «косухе» и, сунув в нос Апраксину дуло пистолета, хрипло бросил по-английски:

— Вылезай из машины, засранец!

Подъехавшая спустя пять минут патрульная машина, вызванная всполошившимися жильцами, не нашла ни хулиганов, перебивших стекла в квартире на третьем этаже, ни разгневанных, жаждущих мести потерпевших. Лежавший без сознания Карасев на стук в дверь не отозвался…

Андрею довелось изведать участь тех, кто на протяжении большей части его трудовой жизни находился с ним по разную сторону баррикад. Капитан Заварзин задерживал, брал преступников, в том числе, случалось, и в одиночку и довольно опасных, но вот его самого не арестовывали никогда. И надо же было такому произойти, когда от него зависела жизнь человека?

Сотрудники «секьюрити» отеля отнеслись к Заварзину куда лояльнее, чем он мог надеяться, учитывая обстоятельства, при которых его задержали. Они не издевались над пленником, не стали заковывать его в наручники и даже позволили ему позвонить.

— Можно два звонка сделать, ребята? — попросил он и получил разрешение. Телефон Лизы молчал, и теперь Андрей знал точно — там что-то случилось. Тарасенкова, несмотря ни на какие усилия, ему разыскать не удалось. — Можно еще? — взмолился он, но на сей раз услышал:

— Из ментовки позвонишь. Сейчас приедут «ангелы».

— Да я сам мент, мужики, — бил себя в грудь Заварзин. — Муровец я, бывший.

— Вот и славно, с коллегами поболтаешь.

Парни начали вредничать: им казалось, что они и так слишком много позволили задержанному. Кроме того, по его словам получалось, что человек, которому они так глупо позволили уйти, и в самом деле был преступником. Верь не верь, а мало ли что? Дурацкая ситуация, а наряд все не ехал, очевидно, милиционеры считали, что раз нарушитель под арестом, так и спешить не резон.