Корона Тафелона - Наталья Авербух

— Примерь-ка, — кинул он накидку девочке. Эрна взвизгнула от восторга. Даже тётушка Вейма не приносила ей таких красивых вещей. Накидка была расшита шёлковыми нитями и те переливались в свете зарождающегося дня.

— Одно слово — девка, — усмехнулся Виль. — Садись. Не ходить же тебе с косой, будто ты вчера из деревни вышла.

К удивлению девочки Виль достал из-за пазухи гребень, извлёк откуда-то ленты — украшенные жемчугом, помилуй Освободитель! — а после быстро и ловко переплёл ей волосы. Он когда-то плёл ей косы — тогда Эрне ещё не исполнилось семь лет, давным-давно, — но сейчас девочка сидела ни жива, ни мертва, поражаясь и умению своего наставника, и неожиданной щедрости его подарка.

— Платье потом переоденешь, — сказал он, закончив, — а пока накидку не распахивай.

— Дядюшка Виль, а зачем? — осмелилась спросить Эрна.

— А затем, что мы теперь поедем в карете, как знатные господа. Пока ты отлёживалась, я всё устроил.

Эрна чуть было не завизжала снова. Вот это да! В карете! Настоящей! Как в сказке!

— Дурочка ты, Эрлейн, — засмеялся Виль. — Слушай внимательно. Тебя зовут Нинета. Ты дочка хларского рыцаря лю Дидье, мать твою ты не помнишь, тебя вырастила кормилица из Лабаниáна, которая потом переехала дальше на восток, вглубь Тафелона, поэтому хларского ты почти не знаешь. Я слуга твоего отца, который вспомнил о тебе и послал эту карету. Запомнила? Зови меня дядюшка Ги.

— Я вообще не знаю хларского, — возразила девочка.

— Дорогой я буду тебя учить.

— Зачем так сложно? — надулась Эрна. — Почему мы не можем идти сами собой? Что это за рыцарь такой — лю Дидье?

— Затем, что эту карету послал нам рыцарь лю Дидье, — спокойно объяснил Виль.

— А он знает обо мне? С чего бы ему признавать меня?

— Что ему надо, то знает, — заверил убийца. — Этот лю Дидье тот ещё потаскун, бастардом больше, бастардом меньше…

— За бастардами не посылают кареты, — не перестала спорить девочка.

— Уговорила, — отозвался Виль. — Так и быть, я поеду в карете, а ты побежишь следом. Встретимся в Хларии. Так лучше?

— Нет!

— Тогда не спорь.

* * *

Карета была самая настоящая, запряжённая четвёркой лошадей, с кучером и — мамочки! — двумя слугами на запятках. Виль открыл перед девочкой дверцу и подсадил внутрь. Сидения были мягкие, обитые кожей. Эрна чувствовала себя настоящей королевой. Виль уселся рядом и крикнул кучеру, что можно ехать.

— Ух ты! — шёпотом сказала Эрна. Начало их пути, сбитые ноги, усталость, страшное убийство — всё казалось уродливым сном. А Виль вытряхнул из мешка башмачки с позолоченными пряжками и острыми носами и велел девочке переобуться. Её старую пыльную обувь он просто выбросил из окна — Эрна и ахнуть не успела.

— Это всё мне? — ещё тише спросила девочка.

— Одно слово — девка, — снова засмеялся убийца. — Тебе, тебе. Не смотри так. Если бы я хотел, я бы тебе дорогу золотом мог вымостить, этого добра у меня довольно. Учись, Эрлейн. Сегодня ты принцесса, завтра — нищенка. Успеешь побывать и той, и другой. Вот вернёмся, мамаше твоей скажу, пусть она Увару словечко шепнёт. Я уж говорил ему, чтобы он соврал Дюку, будто у него две дочери, а не одна.

— Зачем? — с замиранием спросила Эрна.

— Затем, чтобы он тебя ко двору Норы представил. Незаконная дочь ведьмы — не слишком хорошо звучит.

— Мама дочь рыцаря и мой… ну, он — он был рыцарем, — обиделась Эрна. — А дядюшка Увар…

— А дядюшка Увар — оберст личного отряда его дюкского высочества, — подхватил Виль. — И его брак с твоей тётушкой никто не подвергнет сомнению. А тебя твой папаша даже признать не удосужился.

— Неправда!

— Пореви у меня тут — побежишь пешком за каретой, — посулил Виль. — Правда, правда. Что он тебе тайком говорил — ни один суд не признает. Да и наследства у него никакого нет. Эрлейн, окстись, тебе только при дворе наследить не хватает. Зачем всем знать, что девка с твоей мордашкой — это ты и есть? Учись быть разными людьми. Поняла?

— Поняла, — послушно отозвалась девочка. Спорить с дядюшкой Вилем было себе дороже.

— Вот и умница. Лоска наберёшься при дворе-то. А то деревенщина ты у меня, смотреть тошно. Ни сесть, ни встать, ни ходить не умеешь. Но это ещё нескоро. Пока с тем, что есть, придётся работать.

Он смерил девочку оценивающим взглядом.

— Платье тебе погожу показывать, а то ты совсем умишка лишишься. А я говорил твоей мамаше — дай мне её воспитывать. Куда там, крик, слёзы! Вот теперь я расхлёбывай.

— А мне и неинтересно, — задрала нос девочка. Она понимала, что ведёт себя как маленькая, но сдержаться было выше её сил. Если такая накидка, какое же тогда платье?! Тётушка Вейма, бывало, в бархате приходила. Вот бы бархатное! А, может, оно тоже с вышивкой…

— Эк тебя мир-то зацепил, — вздохнул дядюшка. — Смотри у меня. Надо будет, весь этот мусор в грязь швырнёшь, понятно?

Эрна отвернулась. Ну да, мир — это зло, драгоценности — мусор, а спать на шёлковых простынях — гордыня и разврат. Хорошо дядюшке говорить, он, небось, на всяких успел поспать, вон как со слугами-то держался, еле кивнул им, будто благородный! А она всю жизнь в деревне, такую красоту-то в жизни не видела! Вот что плохого будет, если она поносит богатую одежду? Она тоже дочь рыцаря!

Подумав об этом, девочка слегка смутилась. У её отца, как она смутно знала, не было денег ни на бархат, ни на карету со слугами. Он не всякий раз верхом-то ездил. И у деда её, маминого отца, тоже. Дед, мама рассказывала, сам землю пахал, до того он был бедный.

— А откуда у рыцаря лю Дидье столько денег? — спросила она.

— Наконец-то умишком своим начала шевелить, — одобрил Виль. — Откуда надо, Нинета, откуда надо. Девицам такие сведения не сообщают. Особенно незаконнорожденным.

* * *

Карета ехала день и ночь, почти без остановок. Лошади не успевали устать, как их на дороге ждали сменные. Сменялись и слуги. На этих остановках Эрна едва успевала размять ноги и наскоро перекусить. К утру они добрались до Вибка — маленького городка, который за пять лет разросся из-за близости к новому замку его высочества Дюка. Там карета, погрохотав по каменной мостовой, остановилась у дверей — мамочки! — настоящей гостиницы. Румяный слуга отворил им двери. Вилю пришлось подтолкнуть девочку, чтобы она вошла внутрь. Эрна неожиданно оробела. В дороге причёска её растрепалась, накидка помялась, но всё ещё казалась девочке пределом роскоши.

А ведь ещё будет платье…

Их проводили наверх, в комнату, обставленную весьма бедно, но для выросшей в деревне девочки — по-королевски. Настоящая кровать с грудой подушек, мягкой периной и — ой! — пышным пуховым одеялом. На стенах шпалеры, как в баронском замке, посередине комнаты стол, возле него лавки с голубыми подушками. На столе стоял бронзовый канделябр с новенькими свечами, а в окна были вставлены настоящие стёкла. Девочка заморгала, застыв на пороге.