Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800 - Александр Чудинов

Сведения доклада Мишо подтверждаются свидетельством Муаре, лично участвовавшим в той операции:

«13-го [жерминаля (3 апреля)] в 11 вечера мы атаковали квартал, расположенный позади Коптского квартала. Огонь врага был ужасным и смертоносным; нашей колонне пришлось отступить, но вскоре после этого она с удвоенной храбростью понесла страх и смерть в ряды неприятеля и захватила территорию. Она добилась бы и большего, если бы приказ сверху не остановил ее продвижение. А поскольку победу от поражения часто отделяет лишь один шаг, на другой день наша колонна была атакована превосходящими силами неприятеля и вынуждена была оставить часть завоеванного. Несколько наших солдат погибло, несколько гренадеров оказались в плену и потом были возвращены (что необычно для варварских народов)».

Генерал Дама в своей части «Доклада» описывает происшедшее в ту ночь примерно так же, допустив лишь одно небольшое, но принципиальное отличие: его рассказ об этом тяжелом, длившемся восемь часов бое заканчивается констатацией того, что французы успешно выбили турок с их позиций и отразили все контратаки неприятеля. О последовавшем же за этим успешном контрнаступлении повстанцев Дама, в отличие от Мишо и Муаре, ни словом не упоминает, что еще раз свидетельствует о необходимости весьма осторожно относиться к сведениям официальной версии событий, предназначавшейся для публикации.

В последующие несколько дней, с 5 по 11 апреля, стороны, как сообщает Мишо, вели позиционные бои местного значения: «Все действия неприятеля были направлены на то, чтобы поджечь дома, занимаемые нашими войсками, и тем самым оттуда их выгнать. Мы постоянно отражали эти удары, тушили пожары и препятствовали продвижению турок». Однако и в этих мелких стычках, не дававших французам никаких существенных преимуществ, им приходилось нести потери. Капитан полка дромадеров Франсуа записал в своем дневнике 10 апреля:

«Небольшая перестрелка в разных местах города. В Булаке, где я находился в пешем строю, огонь был весьма интенсивным, но мы потеряли только 5 человек убитыми и 14 ранеными. Захвачено несколько позиций».

Впрочем, основные события в тот период разворачивались за пределами Каира. В их описании сведения «Доклада» и отчета Мишо полностью совпадают. В обоих документах подчеркивается, что альянс с Мурад-беем очень быстро принес прямую выгоду.

Новоиспеченный принц Верхнего Египта взялся помогать своему новому сюзерену не за страх, а за совесть. Он выдал французам всех турок, искавших убежища у него лагере, и передал французским войскам то продовольствие, что было ранее собрано по распоряжению великого визиря. Через своих приближенных Мурад-бей пытался также повлиять на мамлюкских вождей в Каире, склоняя их к капитуляции. Свидетельствует ал-Джабарти:

«В это время то и дело являлись посланцы от французов (это были то Осман-бей ал-Бардиси, то Мустафа Кашиф Рустам - оба из числа приближенных Мурад-бея). Они вели переговоры о мире и об уходе турецких войск из Каира. Они говорили, что город будет сожжен и разрушен, если их миссия не увенчается успехом. Они упорно пытались добиться своего».

Однако, пишет Клебер о Мурад-бее, поскольку «его влияние в Каире не дало того эффекта, на который он рассчитывал, он предложил мне поджечь город и некоторое время спустя прислал барки, груженные тростником». Позднее капитан дромадеров Франсуа отметит в своем дневнике: «Факелы, которые несли мы, дромадеры, и другие [солдаты] и которые использовались для освещения улиц и поджога домов, нам, как мы узнали, прислал наш друг Мурад- бей».

Также именно Мурад-бей лишил восставших последней надежды на помощь извне, помешав подходу корпуса Дервиш-паши. Последнего великий визирь еще до возобновления военных действий отправил в Верхний Египет исполнять обязанности наместника. С началом восстания Дервиш-паша набрал из местных крестьян и кочевников 10-тысячное войско, двинулся на помощь повстанцам и находился лишь в нескольких дневных переходах от Каира. «Я потребовал от Мурад-бея, - сообщает Клебер, - чтобы он выступил против него [Дервиш-паши]. Но принц меня опередил и сообщил, что уже отдал необходимые приказы, вследствие которых пашу покинуло две трети его людей. “Что касается остального, - сказал он [Мурад-бей], - то дайте мне только знать, хотите ли вы его голову или только того, чтобы он покинул Египет”. Дервиш-паша немедленно отправился в Сирию».

В отношении же самого Каира Клебер продолжал политику кнута и пряника. Те, кто сохранил лояльность французам, получали поощрение. Так, 7 апреля Клебер издал приказ о компенсации жителям Коптского квартала, потерявшим жилища в ходе боев. Согласно тому же приказу Муалем Якуб получил титул «Ага коптской нации». Для его охраны и поддержания его власти выделялось 30 французских солдат.

Уделом же непокорных горожан были непрестанные артиллерийские бомбардировки и блокада, которая стала причиной все более обострявшегося дефицита продовольствия. Вот как ал-Джабарти описывает усугублявшуюся день ото дня ситуацию в Каире:

«Горести и невзгоды усилились. Из фортов на дома и жилища падали бомбы. Разрушения и пожары продолжались. В домах женщины и дети кричали от страха и тревоги. Жители терпели голод, потому что не хватало пищи и питья, лавки, мельницы и пекарни бездействовали, торговля замерла, к тому же население разорилось и не имело средств на расходы даже в тех случаях, когда что-либо можно было купить.

Огонь из пушек и ружей продолжался непрерывно, так что ни днем ни ночью людям не было ни сна ни покоя. Они не имели времени, чтобы хоть на мгновение присесть, постоянно находясь в переулках и на улицах, и замерли в тревожном ожидании. Что же касается женщин и детей, то они отсиживались в подвалах зданий, складов, под сводами и тому подобным».

С этим свидетельством перекликаются показания ат-Турка:

«Французы начали ночные бомбардировки города со всех четырех сторон, что вызывало многочисленные пожары, в то время как форты продолжали бросать бомбы. Кому доведется вспомнить ужас этих дней? Чтобы защититься от бомбардировки, женщины и дети в страхе бежали укрываться под каменными сводами. Бомбы весом в 32 ока разрушали дома, в которые попадали. Каждую ночь слышался крик женщин и детей. Пожары вспыхивали во всех частях города».

Всё это должно было подорвать боевой дух повстанцев и ослабить их волю к сопротивлению перед тем, как французские войска соберутся начать генеральное наступление.

После недели относительного затишья, в ходе которого французская армия подготовила все необходимые внешние и внутренние условия для начала активных наступательных действий, она в ночь с 11 на 12 апреля нанесла неожиданный удар по неприятелю южнее генеральной штаб-квартиры. Вот как эта операция описывается в отчете Мишо:

«21-го [жерминаля (11 апреля)] генерал приказал выбить турок из здания штаба инженерных войск, откуда они еще не были изгнаны. Эта атака была поручена дромадерам, поддержанным ротой гренадеров из 25-й и отрядом из 88-й [линейных полубригад]. Через брешь, пробитую 12-го [жерминаля (2 апреля)], они проникли внутрь здания, быстро распространились по всем помещениям, обращая турок в бегство, и затем всю ночь возводили в окнах и дверях необходимые баррикады, чтобы обезопасить свою позицию. Неприятель досаждал им, как мог, с террас и верхних этажей бывшей резиденции Рейнье и со своей батареи в саду шейха ал-Бакри. Наши убили у него несколько человек возле бойниц дома Рейнье и на террасах, что заставило остальных укрыться позади этого дома».