Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800 - Александр Чудинов

30 марта стороны через переписку согласовывали кандидатуру такого парламентера. Приближенные Насуф-паши наотрез отказались идти к французам, заявив, что не доверяют тем, кто уже однажды нарушил международное право. Имелся в виду разрыв Эль- Аришского соглашения. В результате обоюдный выбор пал на турецкого чиновника Хасана Ага Незлимини. Ранее назначенный визирем на должность генерального директора почт в Египте, он после начала военных действий находился в плену у французов вместе с Мустафа-пашой.

Утром 31 марта на площади Азбакийя возле особняка ал-Бакри был поднят флаг, сигнализировавший о прекращении огня и начале переговоров. Хасан Ага отправился туда с предложенными Клебером условиями капитуляции. Сохранились записки, в которых он сообщал о ходе переговоров Мустафа-паше, находившемуся все это время при французском главнокомандующем в главной штаб-квартире. Несмотря на взаимную заинтересованность сторон в соглашении, дело шло не слишком споро. Насуф-паша и Осман Катхода поддержали идею Клебера о встрече с ним влиятельных каирских шейхов ал- Махди, ал-Шаркави, ал-Файюми и Мухаммада ал-Эмира. Эти почитаемые в городе люди пользовались уважением французов и до восстания входили в диван. Предполагалось, что Клебер лично обещает им, что при капитуляции ни уходящим, ни остающимся не будет причинено никакого вреда. Однако шейхи жили в разных кварталах, и, чтобы собрать их, потребовалось время. Еще больше его ушло на то, чтобы их уговорить: после всего происшедшего в Каире шейхи боялись идти к Клеберу. В результате Насуф-паша, Осман Катхода и Ибрагим-бей сами написали французскому главнокомандующему о том, что согласны на его условия почетной капитуляции и готовы эвакуировать свои войска из города. Впрочем, визит шейхов к французскому главнокомандующему, по свидетельству ал-Джабарти, всё же состоялся и, очевидно, в тот же самый день, поскольку заключенное между Клебером и Насуф-пашой соглашение об условиях капитуляции турок датировано именно 31 марта.

Документ этот сам по себе весьма примечателен и полностью подтверждает ранее приводившееся мнение Клебера о несходстве интересов разных групп повстанцев. В пяти пунктах соглашения подробно оговариваются обязанности турок и французов по отношению друг к другу: 1 апреля французский офицер должен прийти с белым знаменем к дому ал-Бакри и вместе с турецким представителем осуществить передачу французам всех турецких позиций вокруг площади Азбакийя; османские войска покидают Каир до полудня 2 апреля и на пятый день после этого выходят к границе с Египтом в Катии; французы предоставляют 50 верблюдов с провиантом на время перехода и обязуются ухаживать за остающимися турецкими ранеными как за своими; сразу же после подписания документа устанавливает-

ся перемирие. Но в документе нет ни слова о дальнейшей судьбе египтян, сражавшихся бок о бок с турками на протяжении предыдущих дней, - никаких гарантий их дальнейшей безопасности.

Между тем местные жители прекрасно помнили о тех жестоких репрессиях, которые обрушились на них после Первого каирского восстания, и опасались их повторения. Это сразу же подметил Хасан Ага, едва только прибыл для переговоров на территорию, контролируемую повстанцами. Он сообщил Мустафа-паше: «Убежден, что если обеспечить горожанам ощущение безопасности, то они позволят турецким войскам уйти; но я также вижу, что, если у них не будет полнейшей уверенности в отсутствии поводов для беспокойства, они воспрепятствуют их уходу». Соглашение в той форме, в которой оно было заключено, едва ли могло развеять подобные сомнения.

В ночь на 1 апреля горожане взбунтовались против своих предводителей. Утром Хасан Ага рассказал о происшедшем в письме Мустафа-паше:

«На протяжении этой ночи город пребывал в состоянии ужасного беспорядка. Мы вышли из дома и, для того чтобы достичь жилища Кьяйя-бея [Османа Катходы] и Сераскера [Насуф-паши], подвергли себя тысяче опасностей. Сегодня мне невозможно прибыть к Вашей светлости. Здесь множество вооруженных людей; народ ни чуточки не верит обещаниям амнистии. Они бросались на Кьяйя-бея и Насуф-пашу и едва не разорвали их на части за желание покинуть город. Все жители и даже женщины кричали: “Зачем бездействовать? Как можно доверять этим людям!” Обо мне тоже злословили. Да спасет меня Аллах!»

В мгновенье ока были низвергнуты все прежние авторитеты. По свидетельству ал-Джабарти, досталось и шейхам, а на первый план вышли вожаки толпы:

«Когда шейхи вернулись и передали эти слова янычарам и жителям, те накинулись на них, ругали и поносили их, а шейхов аш-Шаркави и ас- Сирси избили, сорвали с них чалму и обругали их. Они говорили: “Эти шейхи отступили от веры и действуют заодно с французами, а цель их - добиться поражения мусульман. Они получили от французов деньги”. Подобный несуразный вздор исходил от черни и всякого сброда. Особенно в этом деле усердствовал окруженный толпой магрибинец. Он кричал от своего имени: “Мир расторгнут! Вы должны вести священную войну, а кто отступится - тому отрубят голову!”».

Сложилась патовая ситуация: несмотря на желание командующих обеих сторон прекратить военные действия, подписанное соглашение о капитуляции осталось всего лишь клочком бумаги. В тот же день Насуф-паша сообщил Мустафа-паше:

«Совершенно верно то, что вы сказали: с подписанием договора надо исполнять его положения, но с нашей стороны это совершенно невозможно. После происшедшего этой ночью брожение, охватившее город, достигло столь крайней степени, что я не в силах сие описать. Все войска пришли, чтобы напасть на меня. Не сумев погибнуть на поле боя, я не хотел встретить мученическую смерть у себя дома. Солдаты говорили только о том, чтобы разорвать на клочки своих предводителей. С утра все обитатели Каира, включая женщин и детей, заполнили улицы, крича, что не позволят никому уйти».

Оставалось только, как написал Хасан Ага Мустафа-паше, надеяться на то, что при сохранении перемирия страсти за пару дней улягутся и можно будет приступать к реализации соглашения. Однако надежда эта быстро испарилась, поскольку утром 1 апреля турецкие солдаты, очевидно, по собственной инициативе и без санкции командования открыли интенсивный артиллерийский и ружейный огонь по французским позициям, о чем генерал Фриан не замедлил сообщить Клеберу.

Хотя попытка французского главнокомандующего восстановить контроль над Каиром дипломатическим путем и не увенчалась успехом, она оказалась далеко не безрезультатной. История с несостоявшейся капитуляцией показала, что турецкие военачальники отнюдь не собираются класть свои жизни за египетскую столицу, а готовы при случае сдать ее на приемлемых для себя условиях. Таким образом, своим демаршем Клебер сумел внести раскол в прежде сплоченные ряды повстанцев и посеять у них недоверие к предводителям. Это стало серьезным достижением: при явной недостаточности имевшихся у французов сил для подавления восстания сугубо военным путем методы психологического воздействия на неприятеля приобретали решающее значение.

Пауза в военных действиях была использована французами для подготовки к новым боям. Прибытие с Клебером дополнительных сил давало возможность попытаться перехватить инициативу. Если до того, как отмечается в «Подробном отчете» Мишо, все усилия французов были направлены скорее на удержание главной штаб- квартиры и Коптского квартала, нежели на расширение контролируемой ими территории, то теперь появились ресурсы и для наступательных действий. «Необходимо было, - пишет Мишо, - убедить врага, что не страх и не наша слабость удерживали нас от действий против него». Иначе говоря, для предстоящих операций во многом определяющее значение имел именно психологический фактор.