Ведьмины круги (сборник) - Елена Матвеева

Во втором часу разложили костер, испекли картошку, ели бутерброды с чаем.

Вася пытал меня про йогов, биополе и систему чтения, сказал, что читает много, но все подряд, а это, видимо, неправильно. Я обрадовался, что он интересуется чтением, и взялся наставлять на путь истинный, но запутался и тогда обещал подумать про систему. А Юру я обещал научить ходить по азимуту (придется сначала самому научиться, по книгам).

По моим расчетам, мы недалеко углубились в лес, но почему-то в положенном месте не вышли на дорогу. Солнца, единственного для меня ориентира, не было. Я попробовал взять немного в сторону, но дорога не нашлась. Сначала я не говорил ребятам, что мы заплутали, показал им еще не зацветшее волчье лыко, бабочку-крапивницу, гнездо серой вороны и саму ворону, насиживающую яйца. А дороги все не было, и я запаниковал.

Первым догадался, что мы заблудились, Вася. Мальчишки не испугались, они пришли в непонятное радостное возбуждение, развязали языки. Для них это было приключение, кроме того, они были уверены, что я их выведу. Эта уверенность помогала, я даже немного гордился этим, но груз ответственности и страх были сильнее.

Они воображали, что я знаю, куда иду. Хуже всего, что и плана никакого у меня не было, вел наугад. Надеялся наткнуться на какую-нибудь дорогу. Вышли мы на одну, но она завела в болото, в нем и исчезла.

Лес, поначалу хвойный, сухой, по-весеннему теплый, становился неприветливым и неуютным. То и дело мы залезали в буреломные места, натыкались на болота, и приходилось идти в обход. Стали попадаться большие участки под снегом: он заполнял низины, лежал в частом мелколесье и куполками на взгорках – сухой и твердый, будто искусственный. В пятом часу вечера я понял: дело дрянь.

Мы снова разложили костер и устроили бессмысленный совет. Когда мы ехали в лес, я не обратил внимания, что Лёсик в кедах. Носки у него оказались тонкие, синтетические, ноги мокрые и ледяные. Мальчишки сушили над костром кеды, а я грел его ступни в руках, дышал на них, растирал своим свитером. Лёсик был трогательно-послушным и совсем не капризным. Я надел на него свои шерстяные носки, а сам обмотал ноги газетой и сунул в сапоги.

Юра сказал, что всегда мечтал заблудиться, не в одиночку, конечно.

– А ты не благодушествуй, – предупредил я. – После меня ты второй по старшинству.

– А что будем делать, когда стемнеет? – спросил Вася.

– Шалаш строить и ночевать, – бодро ответил я. – Такие люди, как мы, не пропадают.

Вася подбросил в костер еловых веток, и в небо устремился густой столб дыма – у основания серозеленый, выше – пепельно-голубой. Горела хвоя, просыхали влажные ветки, костер потрескивал, посвистывал, подвывал – так вырываются из кувшина, из сотеннолетней неволи, джинны. Мы доедали немногое, что осталось от прошлого пиршества, и Вася сказал:

– Если бы здесь появился Хоттабыч, я бы попросил, чтобы мы нашли домик, а там была печка.

– И пожрать что-нибудь вкусное, – добавил Юра.

– А лучше за́мок, – предложил я. – Очаг с бараньей ногой на вертеле, шкуры диких зверей, на которых бы мы возлежали, и прекрасные охотничьи собаки.

– А я бы попросил, чтобы мне было три года, – сказал Лёсик. – Тогда мама с нами жила и бабка хорошо видела, зимой у нас елка была с красивыми игрушками, и какой-то дядя приходил в гости и принес много-много мандаринов.

Мы все замолчали, будто вспомнили, кто мы и где.

В лесу начинает смеркаться раньше, чем на открытой местности. И не просто сереет, мутнеет по-городскому, а темнеет, словно перед грозой, затихает все, настораживается. Мы подсадили Юру, он забрался на высокое дерево, но ничего, кроме леса-леса-леса, не увидел. В желудке уже сосало о-го-го! Бумага в сапогах сбилась, не грела и страшно терла ноги. Деревья словно застыли в судорогах, сковало лес холодом. Трава стала сухой и хрусткой, схватилась изморозью.

Попеременно с Юрой мы перетаскивали «Пёсика через болотины. Набрели на просеку и вжарили по ней километра полтора. Здесь опять волочили «Пёсика на закорках, потому что под ногами было месиво из воды и ледяного крошева. Просека привела к перекрестку с другой. Куда идти? Имеет ли смысл держаться просек?

– А мы медведя или волка не встретим? – спросил «Пёсик.

– Их здесь перестреляли в девятнадцатом веке. И какие здесь медведи – кругом сёла!

А ведь слыхал я и про волков, и про кабанов, и про неизвестно откуда взявшихся и размножившихся енотовидных собак. Достаточно всяких зверей в наших местах.

– Почему говорят: «ведьма водит», когда заблудишься? – спросил Юра.

– Человек так устроен, что одна нога у него делает чуть больший шаг, чем другая. Когда он идет по дороге или есть ориентир, он идет правильно, а в лесу скругляет путь. В итоге делает круг. Поэтому еще говорят: «ведьмины круги».

– А какая нога делает больший шаг? – поинтересовался Вася.

– Знаешь, вот это я забыл.

– Если бы знать, можно было бы другой ногой делать больший шаг и вернуться в Казарево.

– Ну, во-первых, «ведьмин круг» не может быть правильным геометрическим кругом, а во-вторых, ты не сможешь искусственно дать нужную поправку второй ноге.

– Обидно, – пожалел Вася, и все стали развивать мысль о «ведьминых кругах», о ногах, о приборчиках, которые привешивались бы к человеку и секли градус уклонения ноги, а потом бы определяли градус обратного уклонения.

Я решил двигаться, покуда совсем не стемнело, потом развести костер и строить берлогу из веток и ельника. Теперь я шел впереди, продираясь сквозь сучья, за мной Лёсик, Вася, а замыкал Юра. Ведьма вела нас мимо дорог, а может, лежали они, укрытые водой или сумерками. Стемнело быстро, но мы, проваливаясь и треща сушняком, продолжали ломиться по закостеневшему от холода лесу. Сквозь облака проглянула звездочка и печально наблюдала за нами. Ребята готовы были идти дальше, и я уже в который раз предупреждал их, чтоб только глаза берегли – не выкололи.

Иногда меня охватывало безнадежное отчаяние, иногда безразличие. Потом просыпалось очередное «дыхание», даже ноги согревались. Мальчишки, видать, очень устали, говорить не было сил, но не ныли. Ни одной жалобы. Мы остановились в березняке и, взрезав кору, тянули из щели сок. Тут Вася и сказал:

– А давай мы с тобой еще куда-нибудь пойдем.

Меня разобрал неудержимый нервный смех, и ребята дружно захохотали. Немного разрядились, а я пообещал, что обязательно пойдем, если когда-нибудь выберемся.

Ни на что я уже не надеялся, когда увидел огонек и остановился. На меня налетел, ткнулся в спину Лёсик; все мы загомонили, заорали, «ура» закричали. Огонек расплывался, внезапно скрывался за стволами, и я начинал метаться, чтоб не потерять его из виду. Казалось, он совсем не приблизился, когда внезапно мы вышли на поле и обнаружили на другой его стороне длинное белесое здание фермы, а рядом домишко с окном-маяком. Спотыкаясь о замерзшие комья земли, мы помчались туда и завопили дурными голосами: «Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко!» Даже не вспомню, кто начал петь, но орали мы с таким энтузиазмом, что на крыльцо вышел и уже ждал нас старик.