Меж рабством и свободой. Причины исторической катастрофы - Яков Гордин

Конечно, немалую роль сыграла мощная личность Татищева, но одного этого было мало. Очевидно, даже Салтыкову и Ушакову, этим героям петровских репрессивных органов, в глубине души хотелось "прибавить себе воли", почувствовать себя огражденными от капризов возможного деспота, от внесудебной расправы в случае опалы.

В отличие от прошения Кантемира у документа Татищева была одна особенность — под ним подписалось очень немного гвардейских офицеров…

Остерман, осведомленный, без сомнения, относительно прошения о самодержавии — Кантемир с Матвеевым выполняли его прямое задание, — наверняка ничего не знал о новой акции Татищева. Не знала о ней и Анна Иоанновна. Новый документ не вмещался в разработанный уже план действий.

Черкасский, да и другие персоны, подписавшие оба прошения, оказались в положении весьма двусмысленном. И не простили этого Татищеву до конца его жизни.

Поскольку многие из генералитета и шляхетства разных ориентаций приняли всерьез сообщение Остермана о готовящихся массовых арестах, то переворот, долженствующий свергнуть власть Верховного совета, назначен был на утро 25 февраля как упреждающий удар.

Верховники же никого не собирались арестовывать. Более того, по некоторым сведениям, они искали теперь глубокого компромисса с императрицей. Первую роль в политической игре явно взял теперь на себя князь Василий Лукич. Это было логично. Князь Дмитрий Михайлович проиграл свою игру, а для компромисса он был мало приспособлен. Князь Василий Лукич по складу характера и политическому цинизму оказался самой подходящей для этого фигурой. Верховникам необходимо было сохранить хотя бы начальные договоренности с Анной, скорректированные последующим ходом событий. Есть сведения, что накануне развязки князь Василий Лукич предложил императрице новый договор — она откажется принять прошения шляхетства и генералитета и гвардейского офицерства, а Верховный совет за то провозгласит ее самодержавной. Конечно же, это было отступление. Но в таком случае Анна получала бы самодержавную власть из рук Совета, что давало бы ему значительный вес. Анна отказалась от этого варианта. И если эти данные соответствуют действительности, это означает, что верховники знали о готовящемся контрударе, но не знали, когда он последует.

Во всяком случае, утром 25 февраля они не были готовы к отпору. Если из многочисленных вариантов, оставленных нам современниками, выбрать не противоречащие друг другу данные, то возникает картина достаточно стройная и драматическая.

Альянс конституционалистов и партии самодержавия в ночь на 25-е явно дал трещину, скорее всего, благодаря усилиям Татищева. Во всяком случае, согласованных действий не наблюдалось.

Верховный совет — князь Дмитрий Михайлович, князь Василий Лукич, два фельдмаршала и князь Алексей Григорьевич Долгорукий — собрался на обычное деловое заседание. Судя по записям в журнале Совета, они обсуждали вопросы коронации, а также проблемы, связанные с адмиралтейской коллегией и финансированием ланд-милиции и рекрутского набора.

Им было неизвестно, что во исполнение остермановского плана Анна приказала начальнику гвардейского караула капитану Альбрехту подчиняться не своим законным начальникам — фельдмаршалам, а только генералу Семену Салтыкову, майору гвардии. Повторялась ситуация января 1725 года, когда гвардия де-факто была выведена из-под командования фельдмаршала Репнина, приверженца Петра И, и пошла за сторонниками императрицы Екатерины.

К Кремлю — без ведома фельдмаршалов — были подтянуты гвардейские роты. Командовал ими тот же Салтыков.

Салтыков, начальник "розыскной канцелярии" при Петре, три года назад арестовывал Меншикова, теперь стал военным руководителем переворота, а вскоре ему предстояло расправляться с теми, кто пытался ограничить власть его родственницы Анны Иоанновны. При этом подпись Салтыкова стоит под первым радикальным татищевским проектом и под последним прошением о созыве учредительного собрания…

Пока верховники заседали, во дворец небольшими группами собирались соратники князя Черкасского, и Татищев в том числе, и отдельно — гвардейские офицеры, предводительствуемые генерал-лейтенантом Григорием Дмитриевичем Юсуповым, как и Салтыков, майором гвардии.

Имеется донесение Вестфалена о том, что прежде всего полторы сотни представителей шляхетства во главе с князем Черкасским и двумя генерал-лейтенантами — Григорием Юсуповым и Григорием Чернышевым — заставили Верховный совет выслушать их, а затем, несмотря на готовность Совета к переговорам, вручили свои требования (неясно какие) императрице и с ее благословения, вернувшись в залу заседания Совета, вынудили верховников признать самодержавные права Анны. Главным действующим лицом у Вестфалена оказывается князь Черкасский, а его опорой — канцлер Головкин.

Это — явный апокриф. Судя по записи в журнале Совета, Головкина вообще не было на заседании 25 февраля, а позиция Черкасского выглядела совсем иначе.

Если собрать различные свидетельства воедино, то складывается следующая картина рокового утра. Вместе с Черкасским и Юсуповым к кремлевскому дворцу пришло около 800 человек, что вполне соответствует числу подписей под вторым татищевским проектом — главным документом шляхетства. Внутрь же дворца прошло от 150 до 200 человек.

Князь Черкасский из осторожности пришел во дворец к 10 часам, когда его сторонники, как и гвардейцы Юсупова, уже собрались возле покоев императрицы, и попросил аудиенции. Анна была к этому готова и вышла к просителям в сопровождении начальника караула капитана Альбрехта и Семена Салтыкова.

И тут произошло нечто, резко нарушившее одобренные Анной планы барона Андрея Ивановича. Князь Черкасский поднес императрице прошение, которое тут же вслух прочитал Татищев:

Всепресветлейшая всемилостивейшая Государыня Императрица! Хотя волею Всевышнего Царя, согласным соизволением всего народа единодушно Ваше Величество на престол Империи Российской возведена, Ваше же Императорское Величество, в показание Вашей высокой ко всему государству милости, изволили представленные от Верховного Совета пункты подписать, за каковое Ваше милостивое намерение всенижайше рабски благодарствуем, и не токмо мы, но и вечно наследники наши имени Вашему бессмертное благодарение и почитание воздавать сердцем и устами причину имеют; однако же, Всемилостивейшая Государыня, в некоторых обстоятельствах тех пунктов находятся сумнительства такие, что большая часть народа состоит в страхе предбудущего беспокойства, из которого только неприятелям Отечества нашего польза быть может, и хотя мы с благорассудным рассмотрением написав на оные наше мнение, с подобающею честью и смирением Верховному Тайному Совету представили, прося, чтобы изволили для пользы и спокойствия всего Государства по оному, яко по большему числу голосов, безопасную Правления Государственного форму учредить, однако же, Всемилостивейшая Государыня, они еще о том не рассудили, а от многих мнений подписанных не принято, а объявлено, что того без воли Вашего Императорского Величества учинить невозможно.

Этот текст вполне проясняет ситуацию. Во-первых, челобитчики отнюдь не возражают против самой идеи пунктов — "ограничительной записи". Напротив, считают ее законной и благодетельной для России, за что и грядущие поколения Анну благодарить станут. Перед нами, таким образом, убежденные сторонники ограничения самодержавия. Во-вторых, они подтверждают свою приверженность "мнению… по большему числу голосов" — то есть проекту большинства, второму татищевскому проекту, предложения коего характеризуются как "безопасная Правления Государственного форма". В-третьих, только "некоторые обстоятельства" пунктов — кондиций — представляются челобитчикам опасными. Можно с уверенностью сказать, что речь идет о всевластии Верховного совета, заложенном в кондициях. Ведь содержание главного проекта князя Дмитрия Михайловича было большинству если и известно, то весьма смутно.