Змия в раю - Леопольд фон Захер-Мазох

— Может, это грабители? — предположил Карол, замерев в напряженном ожидании.

Возня и гам между тем все более усиливались.

— Пойду-ка я взгляну, что там случилось! — воскликнула Зиновия и поспешно вышла из комнаты.

Карол тотчас последовал за ней, трепеща и сжимая в каждой руке по револьверу. Тогда и остальные поднялись из-за стола. Менев, Винтерлих, священник, майор и Лепернир выскочили на крыльцо, а дамы ограничились тем, что распахнули окна.

Зиновия, балансируя на рукотворном мосту — даже трясогузка не справилась бы с этой задачей изящнее, — двинулась по шатким доскам над водной стихией и в конце концов сделала остановку на кирпичах посреди двора. Там стоял Ендрух, с взлохмаченными волосами и в рваной рубахе, тесно окруженный тремя фуриями. В роли этих богинь мщения выступали Квита, Софья и Дамьянка.

— Что? Ты еще отпираться будешь? — спросила взбешенная Квита, чьи косы развевались на ветру подобно огненным змеям. — Или я собственными глазами не видела, как ты обнимал Софью?

— Да, я ее обнимал, — покорно признал Ендрух.

— Но ты не должен ее обнимать, — отрезала Квита. — Для чего тогда я существую?

— Может, ты его купила себе на ярмарке? — съязвила Софья.

— Ты не больно-то нос задирай, — перебила ее Дамьянка, — мне он тоже говорил, что любит меня.

— А мне он божился! — закричала Квита. — Мечом, который носит в сердце Дева Мария. Клятвопреступник. Тьфу!

Она собралась было вцепиться ему в вихры.

— Коли ты ей божился, — вмешалась опять Дамьянка, — то почему ты, ворюга, принял от меня в подарок шейный платок?

— А от меня — перстень? — заплакав, спросила Софья.

— От меня он тоже получал подарки! — закричала Квита. — Я связала ему носки, подарила новый кошелек и серебряные часы. О небо, и ты спокойно взираешь на такое кощунство?!

Поскольку небо никак не отреагировало на риторический вопрос, на Ендруха вдруг со всех сторон посыпались оплеухи, и его буквально разорвали бы в клочья, если бы на помощь ему не подоспела Зиновия.

— Хорошо, что вы вышли, барыня, — начала Квита. — Вы должны узнать, какую змею пригрели у себя на груди.

— Он нас всех обманул, — заверила Дамьянка.

— На мне он собирался жениться, — сказала Софья.

— И на мне тоже.

— На всех трех, турок некрещеный!

— Ну, что там происходит? — прокричал с крыльца над водной гладью Менев. — Скоро этот скандал закончится? Утром я вас всех выгоню. Кто зачинщик?

— Ендрух! — в один голос завопили три женщины.

— Поди-ка сюда, любезный, — распорядился Менев, — я надеру тебе уши.

«Любезный» не спешил выполнять приглашение и остался стоять, где стоял.

— Не меня, милостивый благодетель, драть надо, — смиренно возразил он, — а вот этих сумасбродных баб; разве я виноват, что каждая из них втемяшила себе в голову, будто я в нее влюблен.

— Мы во всем разберемся, ты только подойди ко мне, сын мой, — увещевал Менев.

— Не могу, отец родной.

— Это почему же?

— Они всю рубаху на мне разорвали, эти ведьмы, которые по ночам скачут верхом на помеле в Киев.

— Ну, так иди без рубахи.

— Неприлично в таком виде, не могу же я вас опозорить перед этими господами, нет, не могу.

— Ты пойдешь, наконец? — снова вмешалась Квита.

— Не слышишь, что тебя барин кличет? — присовокупила, со своей стороны, Софья.

— Давай, давай! Вперед! — крикнула Дамьянка и крепко поддала ему в ребра.

Тут он неожиданно развернулся и влепил ей в ответ увесистую оплеуху. Плотного сложения дивчина на мгновение отпрянула, потом, как кошка, вцепилась ему в лицо, а Квита и Софья составили ей компанию. Завязалась дикая потасовка.

Зиновия, видя такое дело, вернулась обратно, и Карол с двумя револьверами последовал за ней — от греха подальше.

Тут появилась Наталья; в красных мужских сапогах она энергично ступила в озерцо, так что вода взметнулась брызгами, а полы ее кацавейки начал безжалостно трепать ветер.

— Прекратите! — приказала она, взмахнув нагайкой. — Вы трое убирайтесь к себе, а ты, Ендрух, немедленно подойди к моему отцу.

— Прошу вас, милостивая барышня… — решилась было возражать Квита.

— Ни слова больше! — крикнула Наталья, и поскольку Ендрух не двигался с места, она довольно доброжелательно подтолкнула его вперед. Бедняга потерял равновесие и свалился с доски в озерцо, которое, казалось, чавкающими звуками выразило радость по поводу этой нежданной жертвы. Когда Ендрух снова поднялся на ноги, все вокруг хохотали: невозможно было и дальше на него сердиться.

— Боже мой, что у тебя за вид? — воскликнула Дамьянка.

— Ты похож на мавританского царя среди трех восточных волхвов, — сказала Софья.

Потом три девушки обступили его и отвели на кухню. Там одна стала умывать его, другая — расчесывать, третья тем временем приводила в порядок пострадавшую одежду и сапоги, а сам виновник этой суматохи восседал, как паша, в середине и улыбался.

Хочу от всех подальше женщин быть,

Они безудержны, неукротимы в счастье.

Эсхил

Было воскресенье. Весенний ветер по-прежнему дул над равниной. Снег, тая, стекал ручьями и образовывал небольшие пруды. Реки вскипали, голые макушки деревьев время от времени отбивали поклоны, облака, точно надутые паруса, плыли по ясному небу, и катилось сияющее колесо солнца. Прозрачный звон колоколов приглашал к службе. Симпатичные молодые крестьянки в праздничных нарядах, подобрав юбки до колен и держа в руках большие сапоги, босиком шлепали по лужам в сторону церкви.

Камельян Сахаревич только что прикатил в Михайловку и, вытанцовывая на доске, ведущей от подножки его брички к крыльцу, добрался до дома. Менев принял его очень приветливо. Фактор мигом сообразил, что тому опять понадобились деньги.

В будние дни Сахаревич всегда носил черный кафтан, но по воскресеньям облачался в голубой. В голубом он был и сегодня. Его физиономия, будто покрытая зеленой патиной, как лик императора на римской монете, пролежавшей в земле тысячу лет, выглядела курьезно и совершенно не гармонировала с ангельским цветом данного одеяния, да вдобавок фактор еще улыбался.

— Скажи-ка, Камельян, — начал Менев, — не мог бы ты одолжить мне небольшую сумму, случаем…

— У меня с собой пятьсот флоринов, — как бы ненароком вспомнил фактор. — Если ваша милость желает…

— Давай их сюда.

Дело было сразу улажено, после чего Камельян прошмыгнул в комнату Аспазии. Здесь у него тоже «случайно» обнаружились пятьсот флоринов, которые пришлись очень кстати госпоже Меневой. Затем он распаковал свои сокровища. Он доставил оба мужских костюма, заказанные Аспазией и Лидией, и с удовольствием показал два других, приготовленные им для графини и Брониславы Бадени. Перед обедом две вышеозначенные особы прикатили в Михайловку на коляске, доверху уставленной коробками и пакетами. Когда Ендрух с Софьей перетаскивали вещи в горницу Зиновии, все очень напоминало какой-то заговор: слышалось позвякивание оружия, поблескивали стволы пистолетов.