Рамсес II Великий. Судьба фараона - Жеральд Мессадье

К вожделенному поселению апиру отряд добрался к половине пятого утра, когда небо уже посветлело.

Женщина, вставшая пораньше, чтобы разжечь огонь в очаге, с изумлением увидела на расстоянии десятой доли итера пламя. Оно приближалось со стороны дороги, идущей вдоль канала, и двигалось над полями пшеницы. Пламя? Нет, это был факел. В следующее мгновение она различила металлическое позвякивание сбруи. Солдаты! Они пришли, чтобы захватить их мужчин спящими! Она бросилась будить жителей поселения. Старейшина, сильный мужчина лет пятидесяти, собрал соплеменников и призвал сохранять спокойствие, так как многих охватила паника:

— Слушайте все! Это говорю вам я, человек, которого теперь зовут Шабака. Вы все обриты, и среди вас нет ни единого апиру. Возвращайтесь в свои дома. Ясно?

Это было слишком просто. Люди стали расходиться по домам, думая, удастся ли им выкрутиться на этот раз, но было уже поздно придумывать другую хитрость: факел приближался.

Лже-Шабака, сидящий на пороге своего скромного дома, без трепета взирал на великолепного всадника, который вслед за солдатом с факелом въехал в поселение. Пламя факела трепетало на ветру, который трепал и волосы всадника.

— Кто глава этого поселения? — крикнул всадник.

— Я, господин, — ответил лже-Шабака, вставая.

— Как тебя зовут?

— Шабака.

— Кто из вас апиру? — принц попытался перекричать шум ветра, все сильнее раскачивавшего деревья.

Конь под ним занервничал.

Всадник и «Шабака» смотрели друг на друга. Последний изобразил на лице недоумение.

— В нашем поселении нет апиру, господин! — крикнул лже-Шабака.

— Не лги! Я знаю, что это поселение апиру! — возразил разгневанный принц.

— Наше поселение — часть деревни Двенадцать Ибисов, господин! С чего ты взял, что мы апиру? — отозвался лже-Шабака.

Конь внезапно отшатнулся, и принцу пришлось вцепиться в гриву, чтобы не упасть[40]. Ветер взметнул облако колючего красного песка, удушающего, застилающего все вокруг, слепящего, заполняющего ноздри. Женщины бегом бросились по домам, увлекая за собой детей. Мужчины последовали за ними. На улице почти никого не осталось. Солдаты опускали головы, чтобы не глотать пыль, но все равно кашляли и то и дело сплевывали. Внезапно все исчезло: галопирующая, яростная стена красной пыли надвинулась на поселение, затмив небо. Лошадь понесла, и принц Именхерхепешеф, испустив крик ужаса, затерялся в воющей буре, насланной, несомненно, самим Апопом.

Его солдаты собрались вместе через несколько часов, когда хамсин[41]утих, на берегу канала, красные с ног до головы. Их состояние было плачевным. Все вокруг тоже стало красным. Лошадь убежала, поэтому своего командира солдаты доставили в Пер-Рамсес на наспех сделанных носилках.

Когда, по прошествии многих недель, принц поправился, оказалось, что это досадное происшествие отразилось на его сознании. К величайшему огорчению Рамсеса и Нефертари, их первенец стал рассказывать, что у деревни Двенадцать Ибисов он сражался с огромным красным демоном.

Между тем апиру поняли, что пришло время действовать.

— Ваал защитил нас, — сказал соплеменникам лже-Шабака, которого на самом деле звали Элиас. — Это он послал нам красную бурю.

Вся деревня была засыпана красным песком. Буря забила им все отверстия и щели в домах, и очистить их не представлялось возможным. Даже овцы — и те стали красными.

Люди обдумывали слова Элиаса. Да, небо их защитило. Но выхода из ситуации, в которой они оказались, пока никто не видел. Их пыталась подмять под себя жестокая сила, но они больше не хотели ей подчиняться.

Они хотели уйти.

— Что слышно от Нуха? — спросил кто-то.

— Восемь старейшин из наших поселений соберутся завтра вечером в деревне Дух Ра. Нух приведет с собой Птахмоса.

— А зачем нам этот Птахмос?

— Он когда-то принадлежал к властным кругам этой страны и хорошо знает саму страну. А еще он — честный человек и ненавидит Рамсеса.

— Откуда это известно?

— Дело в том, что его предки правили этой страной.

— Почему же тогда он не царь?

— Потому что Рамсес отнял у него трон.

История невероятная, но оттого нашлось много желающих в нее поверить. Так и должно быть: истинный царь страны станет предводителем народа, преследуемого фараоном Рамсесом. Угнетенные, чья жизнь мрачна и монотонна, готовы поверить только в немыслимое.

По той же причине в Та-Мери всегда процветали маги. Им одним были знакомы законы бытия адских и небесных сил и ритуалы, с помощью которых и те и другие можно призывать себе на помощь.

Рамсес снова и снова перечитывал донесение коменданта гарнизона Пер-Рамсеса. Суть заключалась в следующем: ночью апиру собрались в восточной части города и устремились на восток вместе со своими стадами, ослами и волами, проскользнув каким-то образом между пограничными пунктами. Об этом свидетельствуют оставленные ими многочисленные следы. В час отлива они вброд перешли Тростниковое море[42]и направились к пустыне Шур.

Свидетельства очевидцев и реакция властей Пер-Рамсеса на бегство апиру занимали куда больше места. Утром жители соседних с поселениями апиру деревень с удивлением заметили, что дома и поля апиру опустели: нигде не было видно ни вола, ни козы или барана, ни осла, ни горшка или клочка ткани и ни единого человека. Они пришли в город справиться у властей, что стало тому причиной. Наместник сразу же понял, что апиру бежали, и отправиться они могли только на восток; он сообщил новость коменданту, и тот с десятью колесницами и отрядом в две сотни пехотинцев кинулся в погоню. Предположив, что апиру повернули на север, он направился туда; с помощью гарнизонов приграничных пунктов он надеялся преградить им путь. Но незадолго до полудня от шасу он узнал, что по этим местам столько много людей не проходило, они бы обязательно их заметили. Тогда комендант повернул на юг. По многочисленным свежим следам он понял, что движется в верном направлении. Когда же он решился перейти вброд Тростниковое море, вдобавок к приливу поднялись высокие, в рост человека, волны. Много солдат нашли там свою смерть. Коменданту ничего не оставалось, кроме как вернуться ни с чем.

Полный провал!

Короткая фраза подействовала, как застрявший между зубами кусочек мяса, который никак не удавалось зацепить языком: «Похоже, предводителем беглецов стал уволенный бригадир Птахмос».