Крымская кампания 1854-1855. Трагедия лорда Раглана - Кристофер Хибберт

Но, что бы ни говорила молодежь, у Раглана на самом деле не было времени беспокоиться об урожае винограда. В то время как его подчиненные вне службы в траншеях чувствовали себя участниками пикника, он продолжал работать не менее усердно, чем обычно. Подстрекаемый Пальмерстоном и другими членами правительства, а может быть, просто от скуки, лорд Панмор посвятил себя разработке рекомендаций для Раглана, которые давал с обычным для него отсутствием такта. «Надеюсь, Вам нет нужды повторять, – писал он в самом первом письме, будто бы отдавая приказ унтер-офицеру, – о том важном месте, которое занимают в построении боевых порядков отряды охранения и как важно обеспечить коммуникации между отправленными в охранение пикетами и главными силами». Он также «выражал надежду, что лорд Раглан уделяет достаточно внимания вопросам обеспечения солдат питьевой водой». Об этом Панмор писал трижды. Лагерь сардинцев должен быть отодвинут. Штурм необходимо предпринять только в том случае, если твердо уверен в успехе. Солдаты должны своевременно мыться. Как налажена служба ремонта обуви? Лорд Раглан не должен обращать внимания на Вену, где с февраля и вот уже до середины июня проходит утомительная и бесполезная конференция по заключению мира. «Это дело дипломатов; наши генералы должны воевать». Примерно такие же инструкции Раглан получил после смерти русского царя 2 марта: «Это вовсе не означает, что война окончена». После того как Севастополь будет взят, его необходимо «тщательно очистить». Лорду Раглану следует подняться на воздушном шаре и обследовать систему внутренних городских укреплений[31].

«Иногда мне кажется, – писал Раглан племяннику в один из редких моментов особенного раздражения, – что лорд Панмор принимает меня то ли за типичного неуча, то ли просто за инопланетянина».

В эти солнечные весенние дни было трудно даже поверить, что война все еще продолжается. Об этом размышлял, сидя перед зданием госпиталя, доктор Блейк. Впрочем, о войне то и дело напоминают мгновенно вспыхивающие и так же мгновенно затихающие перестрелки на переднем крае. После нескольких ружейных или пушечных залпов вновь наступает полная тишина.

Солнце, теплая одежда, хорошее питание и витамины сделали свое дело: здоровье солдат улучшалось с каждым днем.

После третьей недели февраля количество поступавших в госпиталь на лечение и тем более число умерших стало неуклонно сокращаться. В январе в госпитале умерло 3168 человек; в феврале, в основном в первые две недели, – 2523; в марте – 1409; в апреле – 582.

Госпитали больше не были переполнены, что существенно облегчило организацию медицинской службы. Кроме того, теперь там получали необходимое количество лекарств, инструментов и специальных продуктов для пациентов. К началу мая, когда туда приехала с проверкой мисс Найтингейл, госпитали находились в прекрасном состоянии.

Мисс Найтингейл сопровождал в поездке глава «Реформ-клуба», который прибыл в Скутари за собственный счет. Тем не менее, наделенный всеми полномочиями от государства, он был намерен дать рекомендации командованию относительно солдатских рационов. Этот ярко одетый нервный господин вызывал в солдатах скорее чувство насмешки. Однако мисс Найтингейл ценила его за своеобразные новаторские идеи и прислушивалась к его мнению. Вместе они проехали по Крыму, и солдаты с удовольствием приходили поговорить с «не очень красивой, но импозантной леди» и любопытным, полным энтузиазма мужчиной, которых сопровождал секретарь-мулат. В числе прочих они посетили и полковой госпиталь доктора Блейка, который так рассказал жене о визите этой комиссии, состоящей из разных людей, приезда одного из которых долго ждал: «Я прогуливался по лагерю, когда вдруг увидел леди и трех джентльменов, направлявшихся верхом в сторону моего госпиталя. Тут ко мне подошел санитар с докладом о том, что меня приветствует мисс Найтингейл и спрашивает, не против ли я визита в мой госпиталь. Я конечно же с удовольствием принял комиссию, которая состояла из доктора Сазерленда (одного из представителей медицинского управления), доктора Сойера и, наконец, самой мисс Найтингейл. Я никогда не встречал человека столь утонченного и деликатного, которому так подходила бы его работа. Она внимательно осмотрела госпиталь и была очень довольна результатами... Сойера привела в восторг кухня, построенная госпитальным сержантом Дезмором. Мы с мисс Найтингейл обсуждали медицинские новости, когда он вдруг схватил ее за руку и повел показывать приведшее его в восторг приспособление для измельчения продуктов, изготовленное из ствола турецкой пушки».

В двух госпиталях Балаклавы появление Найтингейл было встречено не столь дружелюбно. Они подчинялись непосредственно доктору Холлу, который очень ревниво относился ко всему, что касалось его епархии. Госпиталь уже не испытывал нехватки в продовольствии (за все, что касалось кухни, отвечала довольно экстравагантная миссис Дэвис), правда, мисс Найтингейл не вполне была согласна с мнением Найджела Кингскота, что все запасы продуктов хранятся в идеальном порядке и чистоте. И конечно, по сравнению с ее собственным персоналом в Скутари дисциплина медсестер «вызывала беспокойство».

Миссис Дэвис довольно неприязненно отнеслась к визиту гостьи, поприветствовав ее грубоватой репликой, что скорее ожидала приезда королевы, чем мисс Найтингейл. Несмотря на то что прием во втором, только что отстроенном госпитале был не слишком приветливым, мисс Найтингейл продолжала свою инспекцию, не замечая грубости и неуважения, как будто все были рады ее приезду. На самом деле она, конечно, чувствовала себя оскорбленной. К тому же мисс Найтингейл заболела, заразившись лихорадкой. На следующий день после того, как у нее были обнаружены признаки болезни, ее поместили в госпиталь. Женщина не могла остаться на пароходе, так как в это время в гавани проходили работы по ее очистке от мусора и повсюду стояли просто невыносимые запахи.

Найтингейл провела в госпитале более двух недель. Будучи все еще слабой и больной, она продолжала неровным почерком вести дневник. Женщине казалось, что ее палата полна кричащих людей, а в голове стучал мотор.

Однажды к больной приехал посетитель. Он прибыл один, никого заранее не предупредив о своем визите. Когда гость постучал в дверь, медсестра сурово отчитала его за шум, которым он побеспокоил больных, и попыталась оттеснить назад за дверь. Мужчина невозмутимо осведомился, здесь ли находится мисс Найтингейл. На вопрос, кто он такой, он также невозмутимо ответил: «Я всего лишь солдат, но мне необходимо ее видеть. Мне пришлось проделать длинный путь. Моя фамилия Раглан, и она хорошо меня знает». «О, миссис Робертс, – вскрикнула мисс Найтингейл, – это же лорд Раглан!» Миссис Робертс посторонилась, пропустив посетителя в комнату. Он сел на стул рядом с кроватью больной. Они проговорили довольно долго.

Когда Раглан вернулся в штаб, Найджел Кингскот отметил, насколько старым, уставшим и опечаленным он выглядел. Казалось, на лице Раглана вдруг выступили все те чувства, которые он обычно тщательно скрывал от окружающих. Только те, кто хорошо знал генерала, понимали, что начинает сказываться все напряжение, испытанное им за последние месяцы. Это была не только усталость от бесконечных месяцев волнений и одиночества. Это было не только чувство оторванности от всех на родине, кроме своих родных. Впервые в жизни старым генералом овладели грусть и депрессия. Но и это состояние ему удавалось скрывать почти ото всех, кроме нескольких офицеров штаба. На людях он, как и прежде, держался уверенно и невозмутимо. Джон Мак-Нил, беседовавший с ним в середине марта, отметил, что командующий полон оптимизма и находится в хорошем расположении духа. «Он пользуется, – добавил Мак-Нил, – большой любовью солдат и уважением офицеров».