Гобелен с пастушкой Катей - Наталия Новохатская

Только многострадальный «Факел» терпел мою неприятную личность столько лет, да и то, не исключено, что лишь мастерское обращение с агрессивными графоманами было тому причиной.

В процессе покаянных мыслей и застал меня крепкий здоровый сон, показатель чистой совести.

Когда наступившим утром солнце озарило окна, и Отче Валентин позвонил в дверь, я, к стыду своему, пребывала в объятиях Морфея. Проснулась, хотя и не совсем, от второго звонка, первый ухитрился вклеиться в уходящий сон.

Бедняга Отче мог десять раз подумать, что меня давно убили, пока я не догадалась прокричать у двери: «Иду, сейчас, минуточку!» в то время, как сражалась с халатом, тщетно пытаясь попасть в рукава. Затем надо было хоть минимально причесаться…

— В соответствии с научными наблюдениями, пациент скорее жив, чем мертв, — констатировал Валентин с порога.

Далее друг Валя оценил степень моей неготовности, включая неубранную кровать и снова резюмировал.

— Понятное дело, до нас ли сейчас, до мелких крючкотворов! Эта прелесть побывала в руках у бандитов и вернулась, надо понимать, поздно, хотя и в завидно цветущем состоянии. Рассказывай, дитя моё, быстренько, пока я не умер от страха и любопытства.

Завтрак и ванна — потом.

Я повиновалась, села в кресло и изложила Валентину приготовленную для него версию. Почти полную правду. …Что вчера меня позвали в гости в отдел поэзии (подумать только — поэзии!), там ждал автор-самозванец с наилучшими рекомендациями. Когда точные вопросы раскрыли сущность его миссии…

(— Вот где ты, дитя, прокололась — на журнале, это по неопытности, я боялся, что вас накрыли в больнице, — заметил Валентин.)

…Я перепугалась до потери сознания и решила сразу сдаваться. Можно было, конечно, поотпираться — но если нашли на рабочем месте, то кто помешал бы в следующий раз нанести визит на дом поздно ночью и поспрашивать о том же с горячим утюгом в руках?

(— Резонно, — одобрил Валентин).

…я предпочла второго визита и утюга не дожидаться и открыла псевдоавтору всю правду, не упомянув о твоем участии в деле, Отче, и лавку по имени не назвала. (— Спасибо, дитя, ты настоящий друг, — оценил Валентин).

…Вслед за признанием выразила полную готовность отдать вещи хозяевам. Лже-писатель обмолвился, что он представляет владельцев, а не искателей сокровищ. Когда мы сговорились о главном, посланец пожелал представить меня непосредственным владельцам. Я струхнула, но мнимый автор, кстати, очень милый юноша…

(— О да, я понимаю, — согласился Отче.) …выложил паспортные данные вместе с телефонами и сказал, что свидание назначено у него дома в присутствии персональной мамы, а я могу его координаты оставить кому угодно в залог моей безопасности.

(— Весьма трогательно, у нас в бывшем Союзе не Крестный отец, а чья-то мама, — отметил Валентин.)

…И вот, продолжала я почти честный рассказ, я позвонила в «Аргус», оставила на автоответчике данные лжеавтора и направилась на указанную квартиру в сопровождении хозяина…

(— Дитя, твоя храбрость граничит с безумием, или уж очень хорош твой фальшивый автор», — сказал комплимент Валентин.

— Не без того, — признала я.)

…На квартире действительно оказалась мама, но не она вела дело. Туда явился очень черный, маленький и страшный человек, назвался получателем груза, и спросил, чего я хочу за возврат имущества. Я назвала минимальную согласованную цену: ящики я отдаю задаром, но чтобы меня оставили в покое…

(— Как мы, Отче, и договаривались, не правда ли?

— Да, денег жаль, но жизнь, безусловно — дороже, — согласился Валентин. — Я бы тоже торговаться не стал. Хвалю.)

…Далее у нас со страшным владельцем возник разговор о технических деталях возврата товара. Сложность состояла в том, что мы оба хотели гарантий. Не без проблем, но договорились.

В качестве гарантии для меня вызвался выступать мнимый поэт, его координаты я вправе сообщать кому угодно перед операцией изъятия, а ему, судя по всему, нет резона грубо мешаться в мокрые дела. Он живет и работает в Москве, довольно приличный молодой человек. Ко всему прочему хозяин груза приходится ему кузеном, родственные узы тоже входят в гарантию.

— Так я и понял, дела-то сугубо восточные, бедное моё дитя, — сказал Валентин, далее спросил с надеждой. — Катюш, надеюсь, не посланцы пророка? Если они, причем любого сорта и подданства, то лучше идти в органы и каяться, затем ехать в отпуск, лучше всего в Норильск. Убьют все равно, невзирая ни на какие гарантии.

— Я тоже об этом подумала, но нет — единоверцы, насколько я вычислила по именам и виду — согласилась я с предполагаемым летальным диагнозом.

— Тбилиси? Ереван? — спросил Отче.

— Последнее, но с вариациями, — очень туманно изъяснилась я.

— Дитя, я умолкаю и более ничего знать не хочу, — мигом сообразил подкованный друг Валя. — Не надо произносить слов: Карабах и экспедиционный корпус, это пахнет оружием, кровью и смертью, упаси нас Бог! Но рискну тебя обнадежить. Сдается, что с этой публикой у тебя есть шанс выскочить живой, особенно если автор-самозванец московского разлива. Он, скорее всего, не в деле, его раскопали специально, чтобы входить в доверие. Если он участвует, то тебя убивать не планируют. Однако, хотя и совестно тебя пугать, замечу, что мои опасения подтвердились. Несколько электронных ящиков не тянут на такой разворот событий, с грузом определенно связаны отягощающие обстоятельства. Но лучше об этом не размышлять и, упаси Бог, не спрашивать. Держи себя за дурочку, оба будем целее.

После дискуссии относительно шансов остаться в живых, я рассказала другу Вале, какого мы достигли соглашения, и пускай назавтра Марина лучше сидит дома и на Валькино озеро ехать повременит. О собственных личных проблемах я полностью умолчала.

Валентин вручил ключ от своей прежней жилплощади, объяснил, что ящики хранятся в чулане рядом с сортиром, а ключ от чулана внутри старой керосиновой лампы на окне, скорее всего…

— В крайнем случае взломаете, в претензии не буду, — пояснил он.

Некоторое время Валентин посвятил анализу принятых мер безопасности и заключил, что они удовлетворительны с его точки зрения. Не могу не упомянуть что всю дорогу Валентин испытывал мучительное чувство стыда. Вероятно, потому что бросает прелестное, неумное дитя разбираться в сомнительном деле самостоятельно.

Вместе с тем Отче понимал, что иного выхода нет, в предложенных схемах для него места не находилось, а появление вне схемы могло лишь испортить и без того рискованную обедню. Ну и я, чтобы не смущать старого друга, о веночке более не заикалась.

В знак уважения, а также в виде легкой компенсации Валентин приготовил завтрак, пока я наскоро принимала душ и одевалась.

Очень трогательно-семейственная получилась картина, боюсь, что ни Марина, ни Гарик с Сережей не одобрили бы. (Как разрешить сложную проблему, а именно, разобраться поаккуратнее в своих личных делах, я представления не имела, но положила оставить на потом. Если удастся обойтись без упомянутого веночка.)