Гобелен с пастушкой Катей - Наталия Новохатская

А мне и в страшном сне не могло померещиться, что я с легкостью приму подобное предложение, даже при всех мерах предосторожности. Однако в момент нашей встречи оба, как я понимаю, почувствовали порыв взаимного доверия, без должных к тому оснований. И во время подземного путешествия наступил час сомнений и частичного раскаянья.

Не знаю, как Гарик, но я испытывала сильное, хотя и приятное раздвоение чувств и мыслей. На периферии сознания разум говорил мне, что прямо сейчас, на этом самом месте я совершаю чудовищную глупость: еду куда-то с человеком, явно связанным с темными и страшными делами, могу поплатиться жизнью и даже Оли-Адиных оправданий не имею. Ее ошибки были цепью последовательных мелких глупостей, а я лезу в ловушку с открытыми глазами.

Однако увещевания разума задевали не больше, чем бормотание репродуктора в комнате с видом на цветущий яблоневый сад. Чем дольше я находилась в обществе Гарика, тем эффективней действовало обаяние. Таких сильных эмоций мне, признаюсь, не приходилось испытывать со времен ранней юности — захватило и поволокло, как волна в шторм.

Стыдно признаваться даме не самого юного возраста и умудренной всякого рода опытом, но чувства хлынули, как одуряющий воздух в настежь открытое окно! Как-то было указано в некоем стихотворном произведении, не помню в чьём именно и далеко не первого класса: «Тысячью ярких бликов рассыпался мир предо мной…»

Единственное, что утешало в плачевной ситуации — что объект эмоций вряд ли догадается, а я со временем свой позор забуду. В конце концов, с каждым может случиться, и недаром за Купидоном ходит дурная слава безответственного малолетнего. Если останусь в живых, то будет роскошное воспоминание: с первого взгляда упала на бандита, а если погибну, то поистине стану жертвой любви! О чем думал и молчал Гарик, я не знаю.

После долгого пути еще и наземным видом транспорта мы прибыли в район многоэтажек где-то около кольцевой дороги, вошли в неотличимое от других строение и поднялись на лифте на высокий этаж. К моему удивлению Гарик позвонил в дверь одной из квартир, и нам открыла женщина средних лет.

— Мама, познакомься, это Катя, — представил меня Гарик. — Она работает редактором в издательстве «Факел», меня с ней Вадим познакомил.

— Очень приятно, — отозвалась мама Гарика без видимого удовольствия. — Елена Степановна, проходите, Катя.

Присутствие мамы скорее повышало мои шансы остаться в живых, несмотря на ее явное нерасположение.

— Ужин на кухне, чай горячий, я пошла к себе, — проговорила Елена Степановна и закрыла за собой стеклянную дверь.

Из комнаты сразу донеслись звуки включенного телевизора, шла какая-то политическая дискуссия. Демонстративное исчезновение со сцены мамы Гарика с определенностью показало ее отношение к гостьям сына, а также косвенным образом обозначило их количество и ротацию. Принимая во внимание производимое сыном впечатление, в том не усматривалось ничего удивительного.

Нисколько не обескураженный маминым прохладным приемом, Гарик пригласил меня в свою комнату чуть далее по коридору и вопрос об ужине оставил открытым. Был в этой ситуации явный сюрреализм — ужин, мама, телевизор, уютная комната с боксерскими перчатками на стене, высокий до потолка шкаф с книгами, окно с видом на природу, письменный стол и покрытая ковром тахта.

Бесспорный факт: Гарик привел меня к себе домой. Вопрос только — зачем? Я уселась на краешек тахты около письменного стола и стала терпеливо дожидаться ответа. Хозяин на минуту исчез и вернулся с подносом, затем аккуратно выставил на стол чашки с чаем, бутерброды и пепельницу.

— Курите, Катя, если хотите, и, может быть, чаю выпьем, если вы не возражаете, — предложил он.

Я послушно съела бутерброд, выпила чаю и закурила сигарету. Молчание, между нами, все длилось, но это не пугало и не раздражало. Казалось, каждый из двоих наслаждался недолгими цивильными мгновениями, прежде чем приступить к необратимым словам и поступкам. Наконец Гарик достал из стола и протянул мне пачку фотографий.

— Посмотрите, Катя, — мягко сказал он.

Лучше бы мне не смотреть. Газетные публикации все же несут в себе элемент отстранения, а это была голая, вопиющая реальность: мертвые тела, сожженные дома, раненные дети и скорбный ужас в глазах женщин. Лица живых казались тоже мертвыми и сожженными, как деревни…

— Это Карабах, — объяснил мне Гарик. — Отбили деревню. Половина людей погибла, многие пропали без вести. Там жили наши родственники. Я родился в Москве, прожил здесь всю жизнь, мама — русская, но только сейчас понял, что это мой народ убивают, и никому здесь дела нет. Моя фамилия — Григорян, покойный отец приехал в Россию сорок лет назад. Понимаете, нужно оружие, постоянно нужно оружие, каждый день, а то они нас вырежут, как турки в шестнадцатом году. Они уже и не скрывают. Вспомните Сумгаит. А лидерам все равно, для них — проблема, а у нас каждый день убивают людей. Этот груз прислали из Штатов, нам помогают — частные лица и армянские организации, чтобы купить оружие у армии. Они продают: и на Кавказе, и в Белоруссии, и еще — неважно, где, но нужны деньги. Или можно обменять по бартеру: один компьютер — почти вагон оружия. Там сложные расчеты, эти машинки идут на вес золота, слишком долго объяснять.

Этот груз проследили и хотели перехватить. Тот, кто вез — работал за деньги. Оставил в такси. Что случилось с ним — никто не знает, пропал. Таксиста тоже выследили и выбросили из машины, но он успел спрятать ящики.

Сурен ходил к таксисту в больницу, тот сначала ничего не говорил — боялся, потом назвал девушку, адреса не помнил, знал только, как проехать. Сам не мог, был еще плох. Потом вспомнил, что девушка работает в журнале, долго не мог припомнить название, потом сказал: Лера и «Химия какого-то века». Сурен стал ее искать, очень напугал, она обещала поговорить с ним, но пропала. Он проследил ее из больницы, подошел в метро, сказал, что он друг Кости, позвал пообедать и намекнул, что знает, где груз, и в нем заинтересован. Наверное, сказал неудачно, у него русский язык неродной, она вырвалась и убежала. Очень большая девушка, Сурен говорит, красивая, но слишком нервная. Вдруг таксисту стало хуже, и он внезапно умер — черепная травма. Сурен хотел узнать, где девушка живет, но сам в журнал не пошел — у него вид не тот и манера общения. Боялся, что и там всех всполошит. Попросил меня, он мой родственник, троюродный брат. Я пошел в «Химию нового века», там сказали, что девушка Лера уехала в отпуск и с квартиры съехала, но хотели помочь. Секретарша вспомнила, что на днях Лерой очень интересовалась одна знакомая начальника, он даже велел Лерины бумаги перерыть, что-то для знакомой отыскать, связанное с больницей.

Я не знал, имеет ли это отношение к делу, но пошел к начальнику, спросил. Он сначала не соглашался, потом всё-таки назвал вас, но не знал, почему вы интересовались, вроде бы дамские дела. Хоть какая-то ниточка, хотя больших надежд не было. Мы думали с Суреном, что скорее всего совпадение, не похоже на деловой контакт. Я попросил друга Вадима, он всех знает, Вадим позвонил Мише. Я представился Мише, как писатель, начинающий, Вадим очень смеялся.