Опасные союзники - Алекс Орлов

Тем временем с правого фланга по образованному в построения глостеров коридору наперехват Мартину и его бойцам уже спешили рамбосы.

Глостеры-пехотинцы проворно расступались перед ними, однако быстро двигаться рамбосам мешали севшие на хвост стрелки Ардольта, которые с поразительной быстротой нашпиговывали их стрелами с тяжелыми наконечниками.

Луки у стрелков были особенно тугими и били шагов с двадцати, прошивая и кожаные накладки, и кольчугу, и стальные пластины на широких спинах рамбосов.

– Узнаю черного орка! – воскликнул Бурраш, которому с высоты своего роста было видно, как Ардольт, орудуя двумя мечами, отсекает солдат противника от своих стрелков, давая им расстрелять весь запас стрел.

Черный орк работал, словно мельница, не останавливаясь ни на мгновение, а стрелки метали и метали стрелы, заставляя рамбосов выгибаться, трясти головами и рявкать, когда наконечник входил особенно глубоко. Но все же остановить их это не могло, они упрямо пробирались к нарушителям построения, мечтая наказать их за вчерашний позор.

Расстреляв все стрелы, лучники достали кривые мечи и атаковали рамбосов сзади. Они, словно акробаты на ярмарке, запрыгивали на плечи один другому, а потом бросались на гигантов, вцепляясь в них и коля мечами в бешеном темпе.

Наконец генералы глостеров не выдержали и сыграли отступление. Заныли, зарыдали огромные морские раковины, и сражение прекратилось почти мгновенно.

Те, кто имел силы, стали отходить, другие с синеватыми лицами валялись на земле, хватая ртами воздух и приходя в себя.

– Уходим-уходим! Скорее!.. – крикнул оказавшийся рядом помощник Птюц и первым делом, за руку, вывел Ламтака, сплошь залитого кровью и оттого имеющего жуткий вид.

Мартин тоже стал отходить, пятясь и спотыкаясь о тела живых и погибших. Он не понимал, что именно, но что-то определенно казалось ему странным. Выручил Рони, у которого с подбородка капала кровь.

– Смотри, Мартин, – сказал он. – Теперь враги ходят рядом, и никто никого не рубит и не колет. Разве такое бывает?

– Видать, здесь такие порядки, – сказал Бурраш, услышавший слова Рони. – Но там, где нам с Ламтаком доводилось воевать, такого не было. Все грызли друг друга до последнего. Раненых собирали только победители, а чужих добивали.

Пока войска занимались разъединением, сбором раненых и павших, для Мартина и его товарищей были подготовлены условия для отдыха – в сотне шагов от переднего края наскоро соорудили навес с тюками корпии, на которых можно было посидеть и перевести дух.

Здесь же имелись бурдюки с водой, стопки со свежими льняными полотенцами и шестеро служителей в придачу.

– О, как это хорошо, – сказал Мартин. – Как это вовремя.

Он все еще держал в руках кинжал и дубинку, но убрать их на пояс и в ножны пока не было сил.

Ламтак снял шлем и отдал служителю, и тот сейчас же принялся его отмывать, а гном пучками травы стал чистить оружие.

Рони и Бурраш также стали разоблачаться и мыться водой, которую им подносили. Ламтак получил обратно чистый шлем и снял жилет с накладками, который служитель тоже взялся почистить.

– Твой шлем весь в рубцах, – заметил Мартин и, бросив на землю кинжал и дубинку, снял собственный, чтобы сравнить. Но нет, его шлем оказался чистым и без уродливых рубцов, а значит, Ламтаку там внизу здорово доставалось, в то время как у Мартина лишь немного саднила спина.

– Давайте я заберу вашу кольчугу, господин, – предложил один из служителей.

– Да, – кивнул Мартин, не сразу понимая, что от него хотят. Но потом вытянул руки и нагнулся, чтобы было удобнее снять кольчугу и заодно мундир.

– Да она вся в дырках, Мартин! – воскликнул Рони, а служитель встряхнул кольчугу и поднял, чтобы были видны прорехи. Мундир тоже оказался весь посечен.

Пришлось снимать и рубаху, залитую чужой и собственной кровью. Оказалось, что спина Мартина в порезах, ему же казалось, что в схватке он получал только увесистые тычки, но на самом деле его рубили.

Принесли топленый жир с травами, и служитель промыл раны на спине Мартина жгучей розовой водой, а потом намазал салом и, вручив новую рубаху, велел пока посидеть.

Рони залепили разбитый подбородок, а у Бурраша нашлись лишь несколько порезов да царапина на штанах из бычьей кожи.

Мартин присел рядом с Ламтаком, который уже ел сухарь, осыпая крошками бороду. Мартин заметил, с каким трудом отмывают жилет Ламтака, и спросил:

– А тебе их было не жалко? Ты же их, наверное, покосил не один десяток.

– Чего мне их должно быть жалко? – удивился гном и перестал есть. – В войне с веспами они однажды перехватили обоз с нашими ранеными, а мы узнали об этом с запозданием. Пока бежали к месту, слышали, как орали раненые, когда эти твари грызли их живьем. Мы никого не смогли спасти, а глостеры просто ушли в землю на глубину, как в воду.

Гном стряхнул с бороды крошки и продолжил грызть сухарь.

– Так что мой расчет с ними еще не закончен, будет другая возможность – я еще посчитаюсь.

– Ты чего это, Мартин? – спросил Бурраш.

– Не знаю, должно быть, от мази развезло, – пожал плечами тот. – Наваждения все какие-то. Наваждения.

У прицепов теперь не осталось никаких козырей. Гиганты-вонунсаги были разгромлены – стрелки Ардольта убили троих из них, остальные изнемогали от ран и уже не могли драться.

О катапультах врага в войске Середы теперь тоже было известно, и оказалось, что не так уж они и страшны. Поэтому в лагере, куда войско вернулось с победой, царила атмосфера праздника. А Мартин и его товарищи просто ходили вокруг лагеря, наслаждаясь покоем после тяжелого дня и плотного полдника. Солдаты же, как стало смеркаться, начали собираться группами по двадцать-тридцать морлингов и затягивали в унисон одинаковую ноту, что-то вроде «э-э-э-э-э».

Эта странная песня разносилась по всей округе до самой ночи, что в конце концов стало надоедать, и Ламтак недовольно заметил, что на это у них дыхания хватает.

Спать легли рано, но Мартину долго не удавалось уснуть. Он опасался, что Середа вновь навестит его. Не то чтобы он не хотел взглянуть на нее без одежды, но в этих видениях чувствовалась какая-то опасность.

В конце концов он заснул, и спал крепко, пока кто-то не толкнул его.

Открыв глаза, Мартин какое-то время смотрел в каменный сводчатый потолок и не мог вспомнить, где он. Это было хорошо знакомое ему место, но догадки ускользали от его сознания.

В коридоре гулко стукнула дверь соседней камеры, и Мартин понял, что он в своем узилище – там, где провел двадцать лет жизни.

Эта новость не испугала, в тюрьме его часто посещали всякие видения и сны, выглядевшие весьма натурально. Возможно, все эти войны также оказались снами его сознания, истосковавшегося по свободе, по миру вольных людей.