Повседневная жизнь Парижа во времена Великой революции - Жорж Ленотр

Если это длинное описание нуждается в оправдании, то мы можем заявить, что здесь впервые сделана попытка представить топографию монастыря Кордельеров и что нам удалось сделать это лишь ценой кропотливых и зачастую обманывавших ожидания розысков. Но так как от этого заявления наше мелочное описание ничуть не выигрывает, поторопимся окончить его, чтобы скорее вернуться к настоящей задаче нашего труда.

Низкое здание, служившее дортуаром, соединяло хоры ризницы с трапезной. За ним тянулось длинное старое здание, возведенное одновременно с первыми постройками монастыря. Оно включало в себя большие галереи, четыре зала, где помещалась библиотека, и оканчивалось высоким темным корпусом, отведенным под лазарет. Большой сад со множеством аллей и беседок расстилался между этой старинной постройкой и зданиями самого монастыря; огромный огород, доходивший до стен училища Аркура, занимал остальной участок.

Таким был в начале революции монастырь Кордельеров. Надо прибавить, что далеко не все перечисленные нами строения были заняты. С начала XVIII столетия в этот орден неохотно шли новые монахи — частью оттого, что устав его был очень суровым, частью же потому, что другие, более новые монастыри привлекали к себе молодежь. В результате помещения монастыря Кордельеров сделались слишком обширными для небольшого количества послушников. Тогда захотели извлечь пользу из этого громадного участка: казенные архитекторы составили проект их выкупа в казну. Надо сказать, что великолепие нового здания Медицинской школы, возведенного, как мы уже упоминали, в 1766 году, возбудило желание создать здесь площадь с целью освободить колоннаду Гондуэна от соседства закрывавшей ее церкви Кордельеров, которая стояла напротив. С того времени стали думать о том, чтобы уменьшить церковь монастыря наполовину, а в оставшуюся часть перенести приходские службы церкви Сен-Ком, предназначенной к разрушению. Другие строения монастыря предлагалось переделать в тюрьму с одиночными камерами, надобность в которой в то время остро ощущалась.

Революция разрушила эти планы, но монастырь Кордельеров был уже обречен, и она лишь привела в исполнение с некоторыми изменениями уже произнесенный приговор. Начиная с 1785 года монастырь наполнили различные совершенно светские учреждения. В громадной галерее, «представлявшей собой верхний этаж монастыря со стороны церкви», поселили шестьдесят инженеров и рисовальщиков, которые под руководством архитектора Вернике должны были снять точный и подробный план города Парижа. Это был громадный труд; сохранившиеся от него гравюры дают о нем лишь слабое представление. Очертания каждой улицы были изображены в масштабе 1 сантиметр на 10 метров. Каждый дом, сады, дворы, пустыри занимали в нем свое место. Церкви и другие общественные здания были изображены во всех подробностях; план одной только старой части города имел более тридцати футов длины. Несколько лет назад, роясь на чердаках Карнавале[319], я увидел на одном из шкафов кучу свертков старой, заплесневелой, истлевшей бумаги. Это были оригиналы дивного плана Вернике, спасенные от огня во время пожара ратуши… но спасенные в виде обрывков и лохмотьев, обгоревших, залитых водой и пожелтевших от дыма. Их нельзя было даже рассмотреть, так как они рассыпались при первом прикосновении к ним.

Кроме рисовальщиков Вернике в монастыре Кордельеров с 1785 года помещался еще, как мы видели, Музей Парижа — большое общество, состоявшее из писателей, ученых и артистов. Члены его делились на четыре класса: 1) действительных членов; 2) членов-сотрудников; 3) членов музея или почетных сотрудников; 4) членов-корреспондентов. Число действительных членов было ограничено шестью десятками; они собирались каждый вторник с пяти до девяти часов вечера в бывшем зале Богословия. Эмблемой этого общества, бывшего родоначальником Института французской истории, был улей, окруженный пчелами, с девизом: Labor intus et extra (Труд в своей области и вне ее).

В этом зале, занятом лишь один вечер в неделю Музеем Парижа, все время революции собирался Клуб кордельеров. Старинные описания монастыря точно указывают место, где находился этот зал, на протяжении столетия слышавший догматические прения последователей святого Франциска, а на старости лет внимавший вымученным речам Эбера, Лежандра и «американца» Фурнье. К югу от церковных хоров находилась, как мы уже упоминали, ризница, которая, в свою очередь, лишь одной стеной отделялась от зала капитула. Бок о бок с капитулом в том же корпусе, перпендикулярном церкви, находился знаменитый зал Богословия; дверь его выходила в южный угол монастырского участка, как раз в месте, занятом теперь Медицинской школой, а именно амфитеатром анатомии.

На этом мы вынуждены оборвать наше описание: о внутреннем устройстве зала, о его убранстве, даже о размерах мы ничего не знаем. Очень вероятно, что окна его выходили с одной стороны на двор, с другой — в сад монастыря. С виду это был, вероятно, низкий зал со сводами и стрельчатыми окнами, так как он составлял часть старинных построек монастыря, которые никогда не переделывали, ограничившись пристройкой к ним в XVII веке более современного здания. Единственное описание этого зала — если только можно назвать так несколько строк, которые мы приводим, — находится в любопытной книге «Замок Тюильри» Русселя д’Эпиналя, которую мы уже цитировали. «Довольно большая часовня, — говорит этот автор, — служила местом собраний Клуба кордельеров; несмотря на то, что она была сильно изуродована, на сводах ее еще сохранились следы религиозной живописи. Этот зал представлял собой овал, усеченный на концах; в нем амфитеатром были расставлены скамьи, над которыми возвышалось нечто вроде трибун. Овал был усечен с одной стороны президентским бюро, а с другой — трибуной оратора. Примерно триста человек разного пола и возраста наполняли это помещение; одеты они были так небрежно и грязно, что их легко можно было принять за сборище нищих. За бюро президента на стене висела доска с Декларацией прав человека, увенчанная двумя скрещенными кинжалами. Гипсовые бюсты Брута и Вильгельма Телля, стоящие по бокам декларации, казалось, должны были служить ей охраной. Напротив, за трибуной, были симметрично расставлены бюсты Мирабо и Гельвеция с бюстом Жан Жака Руссо посредине. Толстые заржавленные цепи, свисавшие фестонами над ними, как бы увенчивали их. Мне говорили, что цепи эти взяты из Бастилии, но, как я узнал потом, их просто купили на складе железного лома».

Общество Друзей прав человека и гражданина организовалось, вероятно, в конце 1790 года. Правда, это лишь гипотеза, так как часто упоминаемый Клуб кордельеров принадлежит к числу тех явлений, о которых много говорят и ничего не знают. Вел ли он отчеты о своих заседаниях? Это неизвестно; во всяком случае, они не сохранились. Документы, касающиеся его, немногочисленны и являются большой редкостью. Все же известно, что клуб имел гибельное и несчастное влияние на ход революции. Это был вулкан, всегда находившийся в действии и неустанно извергавший на город лаву кровожадных постановлений и мятежных призывов. Достаточно будет сказать, что в сравнении с кордельерами якобинцы считались реакционерами, хотя некоторые политики были одновременно членами обоих клубов.