Симфония времён - Жоржия Кальдера

Я сжал диск в кулаке. Гефест в буквальном смысле предложил мне выход. Принимая во внимание непростую ситуацию, в которой я оказался, этот подарок было трудно переоценить.

– Пусть этот секретный проход хотя бы кому-то поможет, – мрачно прошептал Гефест и, отвернувшись, стал раскладывать на одном из верстаков инструменты.

– Я твой должник, ты уже второй раз мне помогаешь. Хотя, если считать вчерашний вечер – это уже третий раз…

– В подходящее время я обязательно с тобой свяжусь, где бы ты ни находился, – произнес брат более непринужденным тоном.

Вот только мы оба знали, что сделать это будет очень и очень непросто.

– Я пришел, чтобы сделать то, о чем ты меня просил, – сообщил я. – Я поглощу душу этого раненого солдата. – Ты прав, нельзя допустить, чтобы отец обнаружил в его разуме нечто, компрометирующее нас.

Мгновение Гефест молчал, словно колеблясь, потом коротко кивнул.

– Схожу за ним. Лучше проделать все здесь, тут все двери герметичные.

Я молча подождал, пока он вернулся, толкая перед собой каталку, на которой лежал окровавленный легионер. Бедняга не двигался, только тихо, хрипло дышал – очевидно, он страшно мучился. Гефест выбрал два скальпеля, один вложил в то, что осталось от пальцев солдата, а другой протянул мне.

– Мне пришлось отпаять последние остатки брони, еще остававшиеся на его теле, – сказал брат, горестно поджимая губы. – Я накачал его сильным обезболивающим, и все же оно почти не помогает. Я хотел имплантировать ему одно экспериментальное устройство, чтобы его разум затуманился, но, учитывая его состояние, а также плачевные результаты моих прежних опытов, лучше всего прикончить его прямо сейчас.

Действительно, оставлять солдата в его нынешнем состоянии было бы хуже всего.

Я быстро поднес тонкое лезвие к своей ладони, думая о Сефизе и о тех оттенках, о которых она говорила. Если верить ей, этот человек очень светлый…

Невольно я бросил взгляд на опухшее лицо умирающего и замер. Несмотря на раны, черты лица показались мне смутно знакомыми…

Я выронил скальпель и отпрянул, с моих губ сорвался испуганный возглас.

– Верлен? – встревожился Гефест. – Что происходит?

– Это… Мне кажется, этот солдат – младший брат Сефизы, – пробормотал я, запуская дрожащие пальцы в волосы. Меня обуял ужас при мысли о том, что я едва не совершил чудовищную ошибку. – Я не могу его убить, это невозможно. Я не могу так с ним поступить.

– Подожди, ты в этом уверен? – спросил Гефест, наклоняясь к умирающему.

«Нет, я не уверен…»

– Ты должен попытаться его спасти, – взмолился я, несмотря на терзавшие меня сомнения. – Вживи ему свое новое устройство и все измененные протезы, какие только сможешь. По нему не скажешь, но он еще очень молод, поверь. Делай что хочешь, только спаси его…

– Верлен, ты хотя бы понимаешь, о чем просишь? – сквозь зубы проворчал Гефест.

Между его нахмуренными светлыми бровями пролегла недоуменная морщинка.

Мы и так уже оказались в крайне непростой ситуации, а мое решение многократно увеличивало риск разоблачения.

– Конечно… Конечно понимаю.

Гефест опустил глаза и посмотрел на бедного юношу, лежащего на каталке, потом отвел взгляд и какое-то время смотрел в пространство. Наконец он снова вздохнул и скомандовал:

– Скорее найди Сефизу. Уходите отсюда. Обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы вытащить его с того света. Только и ты пообещай, что выживешь во что бы то ни стало, всегда будешь рядом с Сефизой и защитишь ее.

Не в силах ответить, я согласно кивнул, чувствуя огромный ком в горле: мою благодарность трудно было выразить словами.

Потом я сделал то, что просил брат: покинул мастерскую и отправился в Последний сад, чтобы встретиться там с Сефизой и избавиться от души, которая все отчаяннее рвалась на волю.

Сефиза

Мы с Олимпией старались перемещаться только по пустынным коридорам и лестницам, но, на наше счастье, аристократов и жрецов нам почти не попадалось: несколько раз вдали мелькали придворные, но все они торопились к балконам, чтобы с них поглазеть на город.

Неф в самом сердце Собора тоже пустовал в этот ранний час. Я оставила свою спутницу в одной из укромных ниш с арочным сводом, велев ждать моего возвращения, не двигаться с места и не шуметь.

Мое сердце сжималось от тревоги и восторга, когда я толкнула высокие, забранные витражами двери Последнего сада и медленно вошла в оранжерею, настороженно оглядываясь по сторонам. На первый взгляд, кроме меня, здесь никого не было, и я вздохнула с облегчением.

В бледном свете раннего утра это место выглядело совершенно иначе. Косые солнечные лучи освещали зеленую листву, так что все вокруг искрилось удивительными оттенками.

Я набрала полную грудь воздуха, наслаждаясь его свежестью, а также дивной красотой этого места. В детстве отец рассказывал нам с Альтаиром о легендарных Зеленых гаванях, но даже те сказочные описания не шли ни в какое сравнение с подлинной красотой этого парка. Конечно, вся эта растительность ютилась под гигантским стеклянным колпаком, но этот барьер не мешал мне восхищаться прелестью цветов, обилием зелени, восхитительным, ядреным запахом влажной земли и разлитым в воздухе чистым кислородом. Мне не хватило бы слов, чтобы передать всю красоту этого маленького кусочка живой природы.

Внезапно я вспомнила, как Верлен лежал на этой самой земле, содрогаясь в жестоких конвульсиях, пока у него изо рта катились перламутровые жемчужины. Окружающее меня чудо стало возможным благодаря душам осужденных, которые переродились под воздействием темных и пугающих сил молодого человека…

Я с грустью думала о том, что мои родители тоже находятся где-то здесь, потому что их души трансформировались, превратившись в деревья, папоротники, кусты и цветы. Их смерть была жестокой, несправедливой и трагической, но по крайней мере она оказалась ненапрасной, ведь они тоже внесли свой вклад в создание этого чуда…

Я медленно зашагала по тропинке, попеременно охватываемая то страхом, то изумлением, то тревогой, то удовлетворением.

Понятно, почему Верлен не любит это место. Наверное, мне следовало бы разделять его отвращение, но я ничего не могла с собой поделать. Я прекрасно знала, что даже самая маленькая травинка, проросшая здесь, появилась на свет в результате гибели человека, но я все равно восхищалась этим клочком утраченного рая…

Человечеству нужна эта природа, чтобы жить и процветать, нужна эта гармония, которую можно обрести только здесь, – я чувствовала это нутром.

А Верлен – это краеугольный камень, только он может спасти наш вид от окончательного вымирания. Теперь это стало для меня очевидным как никогда, а главное – самым важным.