Цзян Чжунчжэн, или Неизвестный Чан Кайши - Юрий Михайлович Галенович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В то же время Цзян Цзинго получил богатый политический опыт, изучил ВКП(б) и Коминтерн изнутри (в частности, ему был ясен характер отношений ВКП(б) и КПК), узнал подноготную военно-политической работы в Красной Армии, познакомился с тем, что такое колхозы не по рассказам, а на собственном опыте. Ему была также прекрасно известна и жизнь рабочих в Советском Союзе. Одним словом, пребывание в СССР стало для него бесценной школой. Мало того, он имел основания для того, чтобы по возвращении в Китай помогать отцу как в понимании Советского Союза, ВКП (б) и советских руководителей, включая Сталина, так и в осуществлении политики в отношении СССР. С возвращением Цзян Цзинго домой, рядом с Цзян Чжунчжэном оказались два человека, его собственные жена и сын, которые не понаслышке, а на опыте собственного многолетнего пребывания в США и в СССР могли консультировать Цзян Чжунчжэна при принятии им решений в области внешней политики. Фактически Цзян Чжунчжэн имел своего рода преимущество, был в уникальной ситуации по сравнению с другими мировыми лидерами. В кругу своей семьи Цзян Чжунчжэн имел возможность довольно компетентно определять политику в отношении и США, и СССР.
Мать Цзян Цзинго, Мао Фумэй, постоянно просила Цзян Чжунчжэна вернуть сына домой. В 1936 году в Советский Союз был направлен в качестве посла Китайской Республики Цзян Тинфу. Через Сун Мэйлин Цзян Чжунчжэн передал ему поручение разыскать Цзян Цзинго в Советском Союзе и вернуть его на родину.
Цзян Тинфу вспоминал об этом в своих мемуарах: «Перед моим отъездом в Москву супруга председателя Цзян Чжунчжэна сказала мне, что председатель хотел бы, чтобы Цзян Цзинго, его старший сын, застрявший в Советском Союзе, смог вернуться на родину. Цзян Цзинго отправился в СССР в 1925 году и с тех пор оставался там.
В одной из первых бесед с заместителем наркома иностранных дел СССР Б. С. Стомоняковым в начале моего пребывания в СССР я заговорил о старшем сыне председателя и высказался в таком духе: крайне желательно узнать о его местонахождении; мы будем признательны, если нам помогут это выяснить. Мой собеседник ответил, что это очень трудно, но обещал попытаться.
Как-то вечером, уже в 1937 году, когда я беседовал о том, о сем с моими подчиненными, мне доложили, что пришел гость, который не хотел называть себя, не увидевшись со мной. Когда я встретился с ним, он тут же сказал мне, что он Цзян Цзинго. Я был очень рад. Не успел я осведомиться о его планах и намерениях, как он спросил: "Как вы считаете, желает ли мой отец, чтобы я вернулся на родину?" Я ответил ему, что председатель очень хочет, чтобы он возвратился на родину. Он сказал, что у него нет ни паспорта, ни денег. Я попросил его не беспокоиться; я все ему обеспечу. Затем он сказал: "Я женился на русской, и у нас есть ребенок". Я со всей определенностью сказал ему, что председатель не будет обращать внимания на такие мелочи. Он также сказал, что хотел бы привезти председателю и его супруге подарки. В конечном счете, я помог ему купить украшение на стол из уральского черного мрамора, а супруге председатели — шубу из персидского каракуля.
Несколько дней спустя чета прибыла в посольство, и они пообедали со мной. Жена Цзян Цзинго оказалась золотоволосой красавицей, приятной и спокойной на вид. Господин Цзян Цзинго сказал мне, что он беспокоится о будущем Китая. Я посоветовал ему на протяжении первого года после возвращения на родину не выдвигать свои предложения, а всесторонне изучать положение и разбираться в том, что происходит в Китае, выяснять причины происходящего, а затем предлагать методы решения проблем».
Нужно сказать, что, когда Цзян Чжунчжэн был лишен свободы передвижения и фактически оказался под арестом в Сиани в декабре 1936 года, он считал, что его жизнь висит на волоске. Он завещал в тот момент Сун Мэйлин: «Что касается семьи, то мне здесь нечего наказать. Однако, что касается Цзинго, Вэйго, то я надеюсь, что окажется возможным их выпестовать должным образом, чтобы тем самым успокоить мою душу на небесах». Цзян Чжунчжэн в момент смертельной опасности беспокоился о своих сыновьях. Когда об этом узнал Цзян Цзинго, он ощутил родительскую любовь. Слезы выступили у него на глазах. Он понял, что отец прощает его. Цзян Цзинго очень хотел вернуться домой и встретиться с родителями.
23 марта 1937 года Цзян Цзинго (в СССР Николай Владимирович Елизаров) с женой Фаиной (в девичестве Вахревой, а в Китае Цзян Фанлян) и сыном Эриком Николаевичем Елизаровым (в Китае Цзян Сяовэнем) отправился из Москвы в обратный путь. Они проехали через европейскую часть России, Сибирь, Дальний Восток и во Владивостоке сели на пароход. В апреле все трое прибыли в Шанхай.
Там семейство Цзян Цзинго встретил Цзян Вэйго. Братья расстались в 1925 году в Гуанчжоу, Младшему было тогда всего 10 лет, а старший уже вошел в отроческий возраст. При новой встрече младшему было 22 года и он стал вполне взрослым молодым человеком. Старший же вообще был зрелым мужчиной с женой и сыном.
Цзян Чжунчжэн велел Цзян Вэйго встретить старшего брата в Шанхае. Сам же он в это время находился в родной деревне Сикоу, где устраивал поминки по своему брату. Из Шанхая Цзян Цзинго с женой и детьми прибыли в Ханчжоу и остановились в гостинице. Мэр города тут же по телефону уведомил об этом Цзян Чжунчжэна. Тот немедленно приехал в Ханчжоу и встретился с сыном в гостинице. При встрече он наказал Цзян Цзинго прежде всего нанести визит Сун Мэйлин, подчеркнув: «Она живет на улице Фаюаньлу и ждет твоего возвращения. Ты непременно сначала навести ее с женой и ребенком; сделайте это все вместе».
Цзян Цзинго прекрасно знал, как ждет его родная мать. Он стремился как можно скорее оказаться в родном доме. Однако он принадлежал к семье Цзян, к «первой семье Китая»,